Отрада

Богачева Виктория

Стояна замолчала, чтобы перевести дух. Со смешком поглядела на Отраду и положила той руку на плечо.

— Эй, ты чего побледнела так? Дурно? Притомила я тебя своими разговорами?

— Нет, нет, — Отрада помотала головой. И добавила с неподдельным жаром. — Мне, напрочь, занятно очень!

— Ну, коли занятно, так слушай, — Стояна понятливо усмехнулась. — Пошла Нежданка за Лешко. А от слова, даденного Храбру, отказалась. Ее батька им и выкуп заплатил – вестимо, деньгами Зоряна Неждановича. Я слыхала, они тот выкуп беднякам на ярмарке раздали, весь, до последней монетки.

У

Отрады, пока подружка говорила, в голове крутилась дюжина вопросов. Но спросить она ничего не поспела, потому что, хватившись дочки, на крыльцо избы вышла недовольная мать Стояны.

— Ах ты! Ты пошто шляешься, негодная? Тесто уже через край переваливается! А ну вертайся немедля, пока я тебе косу не оборвала!

Втянув голову в плечи, Стояна помчалась в избу, даже не оглянувшись на Отраду. Та поглядела, как мать подталкивает непутевую дочку к двери, и пошла своей дорогой. Заболтались они, а ведь и ей поспешать следовало.

Матушка встретила ее торопливыми хлопотами: заворачивала последний каравай в рушник и бережно укладывала его в плетеный кузовок поверх первых двух.

— Идем, идем, Радушка. И так припозднилась ты! – Любава вытолкнула ее на крыльцо, не дав толком войти в избу. – Мало ли, еще Храбра не застанем!

Она молча забрала у матери тяжелый кузовок и перекинула через локоть плетеную ручку. Помыслила еще: спросить али нет про Храбра да про Нежданку... Но устыдилась саму себя и пообещала, что впредь о таких дурных вещах думать она не станет. Какое ей дело до сватовства кузнеца!

Они спустились вниз по холму и уже подошли к лесной опушке, когда Любава спросила:

— Что с тобой, Радушка? Лица на тебе нет!

Она вымученно улыбнулась в ответ.

— Все ладно, матушка. О вчерашнем вспомнила просто... сызнова испужалась.

Мать ласково погладила ее по щеке, и Отраде сделалось стыдно. Негоже лгать-то родительнице! Но как объяснить, что думала она одновременно и про синяки Нежданы, и про серые глаза Храбра, и как давеча улыбался ей смешливый Земовит с пушистыми кудрями, и про шепотки, которые летели ей в спину, пока она почти бежала домой...

7.

Они поднялись по лесной тропинке на холм, на котором стояли изба и кузня Храбра – в отдалении от всех прочих, как и было заведено. Любаве забираться вверх да еще и по снегу было нелегко. Закололо пуще прежнего сердце, и она, посматривая, чтобы не углядела дочка, засунула под тулуп ладонь и легонько растерла место, где болело. Так ей присоветовала делать знахарка Верея.

Отрада никогда прежде в гости к кузнецу не захаживала – да и с чего бы ей? – и потому с любопытством глазела по сторонам. А уж после рассказа Стояны, и подавно девку любопытство взяло.

Ладненькая, с узорчатыми причелинами да резными наличниками, с коньком на крыше да символом Перуна под ним, изба-шестистенок глядела на нее слюдяными окошками и высоким крыльцом.

Она аж голову задрала, рассматривая узор на причелинах: бежали по дереву волны да круги, катилось вечное сияющее солнце.

— Идем, Радушка, потом поглядишь, — мать дернула

ее за руку, и она опомнилась.

Стояла да глазела будто дуреха!

Тем временем Любава поднялась на расписное крыльцо и толкнула дверь. На шум в сени выскочил мальчишка, брат кузнеца. Светловолосый, сероглазый, улыбчивый, нынче же он удивленно моргал, глядя на двух женщин. Опомнился лишь, услышав голос брата.

— Кто там?

Стало быть, матушка все верно рассчитала. Время-то трапезничать, вот и застали кузнеца в избе.

— Любава Брячиславна с Отрадой пришли, – через плечо откликнулся Твердята и, опомнившись, поклонился женщинам, а после посторонился, пропуская их в избу.

Поспешно закрыв за ними дверь, он и сам торопливо запрыгнул в горницу. Встречать-то гостей он выбежал в рубахе да портках, а снаружи еще тянуло холодом.

Завидев двух женщин, Храбр поднялся c лавки. Судя по деревянным мискам, ложкам да горшочку на столе, они застали их посреди трапезы. Отрада, опустив голову, смотрела на кузнеца из-под пушистых ресниц: волосы цвета липового меда, темная рубаха с багряными тесемками на рукавах, широкие плечи. Кузнец был высоким, мать Отрады не доставала ему до плеча, и мощным — это было видно даже под одежей.

Мазнув по Отраде взглядом, от которого ей захотелось съежиться, Храбр посмотрел на ее мать и склонил голову.

— Здрава буди, Любава Брячиславна. Проходите к столу, будьте моими гостями.

И лишь после того, как хозяин избы ритуальными словами пригласил их войти, ступили они вперед, под матицу, и поклонились печи.

— И тебе поздорову, Храбр, сын Славуты, – выпрямившись, Любава Брячиславна ответила на поклон кузнеца и поглядела на застывшую на одном месте Отраду. – Уж не знаю, как мне тебя теперь отблагодарить, что дочь мою спас. Вот, пирогов тебе напекли. Отведай уж, не побрезгуй.

От дрожащего голоса матери Отраде захотелось провалиться сквозь землю. Протянув той тяжелый кузовок, она впервые помыслила, что, может, не стоило слушать Забаву да выходить на лед.

Ну, оболгала бы она ее перед теткой Рогнедой, велика ли печаль? Ну, отослала бы Отраду прочь... Верно, потом все равно обратно бы покликала. Приданое то справлять как-то нужно.

Зато не пришлось бы нынче стоять да слушать, как всхлипывает мать, сызнова переживая вчерашнее потрясение. Да под взглядом кузнеца Храбра тоже краснеть не пришлось бы. Правды-то он не знает. Верно, мыслит, она ради ребяческой, глупой выходки на лед вышла.

– ... потрапезничайте с нами. Твердята, поставь гостьям миски.

Задумавшись, она пропустила часть разговора и собралась с мыслями, уже когда матушка подтолкнула ее в спину – проходи, мол, к столу. Сперва они сызнова поклонились печи, а уж токмо потом опустились на лавки.

Братишка кузнеца принес им миски да ложки и подвинул поближе горшок с горячим. По запаху Отрада узнала щи.

Пока мать и Храбр негромко говорили о чем-то, она украдкой осматривалась, боясь слишком уж сильно любопытничать. Младшая сестренка Твердяты, светловолосая Милонега, смешно и нетерпеливо дула на щи, устав ждать, пока те остынут.