Отрава
Шрифт:
– Ничего подобного, – возразила она. – Никто из них совершенно не умеет лгать, именно поэтому они мои друзья. Вот что нам нравится друг в друге, Хэл. Отношения, полностью лишенные всяческого притворства и вранья. Тебе когда-нибудь приходилось слышать о таких отношениях?
– Ну... да нет, пожалуй.
– Ты много потерял. Еще налить?
– Я знаю, у вас встреча...
– Она подождет, – Мэрилин встала с дивана.
– Того же?
– Да, пожалуйста, – Уиллис протянул стакан и не отрываясь следил за ней, пока она двигалась к бару.
– Смотришь
– Ну...
– Если да, – так и скажи.
– Да, смотрел. До тех пор, пока вы об этом не заговорили.
Она вернулась, протянула ему наполненный стакан и села рядом.
– Расскажи мне о мужчине, которого ты убил.
– Это был не мужчина.
Уиллис давно ни с кем не говорил об этом. Не хотел говорить и сейчас.
– Значит, это была женщина.
– Нет.
– Тогда кто же?
– Оставьте это, – сказал он. Он выпил виски одним глотком и встал: – Мисс Холлис, я знаю, что вы заняты, так что мне, пожалуй, лучше...
– Испугался? – спросила она.
– Да нет, не особенно.
– Тогда сядь.
– Зачем?
– Потому что мне нравится с тобой разговаривать. Именно с разговора все это и начинается.
Он взглянул на нее.
– Что это?
– Что значит «что»? Что значит «это»?
– Я пришел сюда с улицы...
– Да и...
– Вы чуть не накинулись на меня, когда мы встретились в первый раз...
– Это было в первый раз.
– А теперь...
– А теперь садись и поговори со мной.
– Вас ждет ваша подруга...
– Так кого ты убил? – сказала Мэрилин.
Он продолжал смотреть на нее.
– Сядь, – сказала она. – Ну пожалуйста.
Он молчал.
– Дай-ка я освежу, – она взяла у него пустой стакан. Он снова смотрел, как она идет к бару и наливает в один стакан виски, в другой – джин.
Меньше всего ему хотелось говорить о том давнем случае. Он смотрел на ее попку и надеялся, что она больше не спросит, смотрит ли он на ее попку. Она не спросила, и он почувствовал облегчение. Мэрилин вернулась, протянула ему стакан с виски и снова села. Опять мелькнули обтянутые нейлоном коленки. Но на сей раз она не стала поправлять юбку. Уиллис продолжал стоять.
– Садись, – сказала она, похлопывая по дивану. – Так кого ты убил, Хэл?
– Почему вы хотите знать об этом?
– Люблю откровенность, – она пожала плечами.
Он молчал, не зная, как поступить.
– Ну говори же, – потребовала она.
В камине послышался треск. Осели прогоревшие дрова.
– Ну скажи мне, Хэл!
Он глубоко вздохнул.
– Это был мальчик.
– Что?
– Это был мальчик.
– Сколько лет?
– Двенадцать.
– О Господи, – тихо проговорила она.
– И в руке у него был револьвер тридцать седьмого калибра.
– И когда же это было?
– Давно.
– Как давно?
– Я только пришел в полицию.
– А он был белый или чернокожий?
– Черный.
– Это еще хуже.
– Хуже
– Я хотела сказать...
– Я знаю, что вы хотели сказать. Это все, конечно, так, но... понимаете, для меня это было не так важно... то есть то, что писали газеты – белый коп убил невинного темнокожего мальчика... он совершил ограбление, он только что убил троих в винном магазине... мне пришлось его убить, иначе в следующую секунду он бы убил меня. Но... но ему было всего двенадцать лет.
– Боже, – почти прошептала она.
– Да, – сказал он. – В этом-то все и дело.
– Какой же это был кошмар для тебя.
Молчание.
Он и сам не мог понять, почему рассказал ей об этом. Ах да, откровенность...
– Его мать... его мать пришла в полицию, – продолжал он почти шепотом. – И она... она спросила сержанта, где можно найти постового Уиллиса... тогда они называли нас постовыми, так сейчас называют лишь офицеров патрульной службы... а я только что вернулся из Центрального управления, где мне пришлось все утро отвечать на вопросы, и сержант ей говорит: «Так вот он, мадам». Он же не знал, что она – мать мальчика, а она подошла ко мне и... и... плюнула в лицо. Она ничего не сказала. Просто плюнула мне в лицо и вышла. Я остался стоять... я... кругом были люди... полицейские... там всегда много народу... и я... по-моему... по-моему, я заплакал.
Он пожал плечами.
И снова замолчал.
Она не спускала глаз с его лица.
Два выстрела в грудь.
А он продолжал идти в его сторону.
И еще один выстрел в голову.
Он попал ему между глаз.
Потом было множество вопросов. Два громилы из отдела убийств. Было много шума. Какие-то ребята местной телестудии пытались проникнуть в винный магазин, снять сцену той бойни. Владелец и две женщины лежат на полу в луже крови, кругом разбитые бутылки. А на улице парнишка с размозженной головой.
«Дерьмо», – подумал он.
«Этот город, этот мерзкий, проклятый, вонючий город», – подумал он.
– С тобой все в порядке? – спросила Мэрилин.
– Да, – ответил он.
– Ты даже не дотронулся до своего виски.
– Да, пожалуй.
Она подняла стакан.
– За золотые дни и фиолетовые ночи!
Он кивнул, но ничего не ответил.
– Это любимый тост моего отца, – сказала она. – И сколько тебе лет, Хэл?
– Тридцать четыре.
– А сколько тебе было, когда это случилось?
Он отпил виски.
– Двадцать два. – Уиллис покачал головой. – Он только что убил троих в этом магазине. Владельца и двух женщин.
– Я бы на твоем месте сделала то же самое, – сказала Мэрилин.
– Ну... – Уиллис опять пожал плечами. – Если бы он хотя бы опустил пистолет...
– Но ведь он этого не сделал...
– Я приказал, чтобы он опустил, я предупреждал его... – он снова покачал головой. – Он шел прямо на меня.
– И ты его застрелил.
– Да.
– И сколько раз ты выстрелил?