Отрава
Шрифт:
– Но кто, Мэрилин? Кто собирается прикончить тебя?
– Я знала очень много плохих людей, Хэл.
– Ты говоришь о сутенерах? Думаешь, за тобой гоняется Сиарт? За то, что ты сбежала от него в Хьюстоне?
– Нет, нет, он отпустил меня с миром. Я же говорила тебе.
– А кто тогда? Этот бродяга из Лос-Анджелеса? Так это было сто лет назад...
– Нет, не он. Но... но, возможно, кто-нибудь из Буэнос-Айреса.
– Идальго? Тот, который выкупил тебя из мексиканской тюрьмы?
– Нет, и не он тоже. Но возможно... может быть, кто-то
– Мэрилин, что ты сделала?
– Ничего. Я только говорю, что, может быть, кто-то там считает, что я что-то сделала...
– Кто именно? И почему он должен так считать?
– Ну, людям приходят в голову самые разные фантазии.
– Каким людям?
– Ну людям, вообще. Ведь в жизни встречаешь множество людей. У Идальго была масса друзей.
– Идальго тебя отпустил. Он дал тебе паспорт и отпустил. Почему же кто-то из его друзей...
– Ну ведь приходят же людям в голову разные фантазии?
– Какие фантазии?
– Ты же знаешь, что за народ испанцы.
– Нет. Я не знаю, что они за народ. Расскажи мне.
– Они просто помешаны на своей мужественности. Братья по крови. Месть. Ну и прочая такая ерунда.
– Месть? За что?
– За то, что они кого-то в чем-то подозревают.
– Мэрилин, скажи мне, ради Бога, что ты сделала?
Она долго молчала.
– Я тебя потеряю, – наконец произнесла она.
– Нет, скажи мне.
– Я тебя потеряю. Я это знаю.
– Черт возьми, но если кто-то охотится за тобой...
– Идальго не отдавал мне мой паспорт, – сказала Мэрилин. – Я сама взяла его.
– Ты...
– Я его выкрала.
– И это все? – с облегчением произнес Уиллис. – Ах ты лапочка моя...
– Нет, это не все.
Он сел рядом с ней.
– Хорошо, – сказал он. – Я хочу знать все.
Идальго был человек состоятельный, весьма честолюбивый сутенер с большой клиентурой, которую обслуживала довольно немногочисленная группа девушек. Он родился в Каракасе, но уже много лет жил в Буэнос-Айресе и вел себя как настоящий параноик, как и все, кому есть что терять. Даже понимая, что Мэрилин находится в полном его подчинении, он не спускал с нее глаз, опасаясь, Что она сбежит или же пойдет в американское посольство. Она бы могла сделать и то, и другое, но прекрасно понимала свое нынешнее положение. Американка Мэри Энн Холлис была потеряна для американских и мексиканских властей, деньги перешли из рук в руки, все бумаги уничтожены, а она фактически продана Идальго.
Однако Мэрилин думала, что если она его ослушается, то их договор будет расторгнут и ее снова отошлют в «Ла Форталеса». Идальго с самого начала намекал на это, сразу же заявив, что ее паспорт хранится у него, так что, если она пойдет в американское посольство за новым на том основании, что старый украден или потерян, сразу же выяснится, что она преступница, выпущенная на поруки и находящаяся под надзором некоего Альберто Идальго, человека весьма влиятельного в Аргентине.
– Какая может быть влиятельность? – удивлялась
– Да, ответил он, – возможно это и так, однако мексиканские власти сочли возможным отдать тебя под мой надзор до конца тюремного срока. И, как тебе прекрасно известно, ты сможешь делать, что хочешь, идти, куда захочешь, как только закончится твой срок. Но, Мариуча, дорогая моя, – и все это ласковым и вкрадчивым тоном, – ты отсидела только четыре месяца, так что тебе предстоит отработать еще пять лет и восемь месяцев до того, как начальство решит, что твой долг выплачен сполна и сообщит об этом в ваше Министерство внутренних дел. А пока, Мариуча, ты не являешься свободной женщиной. И должна все время помнить об этом.
В «конюшне» Идальго было еще шесть проституток, высокооплачиваемых «лошадок», как их называли, такса которых составляла сто долларов за час и выше. Большинство из них так же, как и Мэрилин, были выкуплены из тюрем, некоторые – вроде пышнотелой блондинки из Мюнхена – проданы в белое рабство еще родителями. Все эти девушки, которых Идальго называл «девчушки», понимали, что полностью принадлежат ему, что и жизни, и судьбы их находятся в его руках. Если кто-то из девушек жаловался на то, что подвергается унижениям, ей тут же напоминали, что она не является свободной бабочкой.
– Я не пойду, – сказала Мэрилин.
– Нет, пойдешь, – ответил Идальго.
– Я не ваша собственность.
– Это точно. Ты не моя собственность. Ты – собственность мексиканской тюрьмы, а я лишь законно назначенный надзиратель. Но, Мариуча, должен тебя предупредить, если не будешь подчиняться, то я в два счета отделаюсь от тебя.
– Вы этого не сделаете, – сказала она. – Вы слишком хорошо им заплатили.
– Я просто сочту это не вполне удавшейся сделкой, – пожал плечами Идальго. – И скажу твоему начальству, что ты неисправима.
– Вы сутенер. Они вам не поверят.
– Да, вот тебе-то они наверняка поверят, – усмехнулся Идальго. – Женщине, получившей срок за торговлю наркотиками.
– Я не торговала наркотиками!
– Дешевой шлюхе!
– Я не дешевая шлюха, – Мэрилин заплакала.
Он обнял ее.
– Ну, ну, малышка, ну зачем нам ссориться? Неужели ты думаешь, что мне приятно угрожать тебе?
– Да, – сквозь рыдания проговорила она.
– Нет, нет, малышка. Не надо плакать, хорошо? А теперь ступай. Иди к тому господину и сделай все, что он попросит. Он будет хорошо с тобой обращаться, Мариуча, я тебе обещаю.
– Нет, – плакала она. – Я убегу. Вы меня никогда не найдете. Я убегу в Санта Крус, я...
– Но ведь у тебя нет паспорта, – тихо сказал он.
– Мне не нужен паспорт здесь, в Аргентине. Я говорю по-испански, и все решат, что...
– Да, да, с твоими светлыми волосами тебя уж, конечно, примут за аргентинку.
– Я покрашу волосы в черный цвет.
– А глаза? Ты их тоже покрасишь в черный цвет? Ах Мариуча, Мариуча, полиция сразу же поймет, что ты – американка. И попросит предъявить паспорт.