Отрави меня вечностью
Шрифт:
— Доброе утро, графиня. Как спалось? — глаза у него были красными, лицо припухшее, а сами слова показались издёвкой.
— Доброе утро. Неплохо, — ответила Герти только ради приличия.
— Кое-кто уже знает, а всем не ведающим сообщаю: Гертруда скоро станет моей женой, — Отто отправил в рот огромную ложку каши, истекающую жёлтым сливочным маслом.
— Брат… Прежде чем ты явишься в храм с уведомлением, позволь поговорить с тобой. Наедине, — Одиль тоже толком не ела, что было странно, поскольку раньше Марта хвалила отменный аппетит госпожи.
Отто
— Ты опоздала, сестрица. Мой посыльный уже вернулся из вашего Храма.
– И ответ положительный? — светлые бровки Одиль так и взметнулись вверх.
— Конечно, — Отто похлопал себя по бедру, в то место, где на бок свешивался кошель с монетами. — Или ты думала, что в таком деле можно продешевить?
Одиль не ответила. Она растерянно посмотрела на Ламмерта.
А тот молча кинул перчатку.
В Отто.
Точнее, в тарелку с его кашей.
Произошедшее потом Герти не помнила. В памяти Герти сразу после кожаной перчатки в тарелке она уже стояла у перил и боялась смотреть вниз, на двор.
Она слышала, как чавкает снежная каша под ногами дерущихся. Вдыхала ледяной воздух, в котором появились первые снежинки. Редкие и лёгкие они кружились над местом битвы и падали туда, где в любое мгновение могло произойти страшное.
— Объявим, перерыв! — взмолилась Одиль, обращаясь к военачальнику графства Троготу и северным воеводам.
Мать Ламмерта и её дочери стояли внизу, в окружении собственных гвардейцев и северян.
— Это не по правилам, госпожа, — с поклоном ответил Трогот. — Поединок идёт едва пять минут, — он указал пальцем на циферблат дорогущих часов из Тана, которые пару лет назад установили на центральной башне замка.
«Всего пять минут… а кажется, целую вечность,» — руки Герти горели. Под кожей таял лёд, и капли с глухим звуком падали на её шёлковую юбку.
Лязг и скрежет заставили Герти на мгновение взглянуть вниз.
— Аа-а-аа, — устрашающе закричал Ламмерт. Он смотрел на хрипящего Отто сквозь скрещенные мечи и пытался отбросить его огромную тушу, покрытую тяжёлыми повидавшими жизнь доспехами.
— Не могу смотреть…
— Пошли внутрь. Ты замерзла, — шепнул Дедрик, тоже раздетый — никто не успел толком одеться.
— Не могу.
Через секунду закричала Одиль. Герти так и стояла, высоко подняв подбородок, только краем глаз видела, как толпа заволновалась, и многие побежали к эпицентру событий.
Слезы рвались наружу. Стало так невыносимо, что захотелось выпрыгнуть из собственного тела и превратиться… да хоть бы в маленькую снежинку.
Ещё один взгляд вниз — Ламмерт лежал на грязном снегу в алой луже крови и, кажется, ещё дышал.
А она забыла, как дышать. Ноги подкосились.
— Это она! Всё она!!! — осмысленный крик Одиль разрезал воздух и отразился эхом. — Дитя греха! Совратительница! Из-за неё он… Ооооо!
Люди шушукались и недобро поглядывали на Герти, которая не спускалась вниз, потому что еле держалась на ногах.
— Мама права! — Мирабелла стояла прямо и тыкала пальцем в причину всех несчастий. — Ханна-потаскуха разгневала
Окружающие охнули и загалдели.
— И боги не выдержали надругательства! Над светлыми заветами! — перекрикивала Мирабелла голос толпы. — Они! Покарали! Нас! Так давайте же…
Подзатыльник Отто заставил сестру подавиться несказанными словами:
— Заткнись, дурища, пока до греха не довела. — И громче добавил, — Северяне не верят в бабьи россказни!
Многочисленные гости с севера одобрительно загудели.
— А злоязыким советую придержать свой яд за зубами. Гертруда скоро станет моей женой. И может быть, вашей новой хозяйкой.
— Да-а-а! — закричали северяне, поднимая кулаки вверх и поддерживая своего ландграфа.
Кажется, Герти тоже расхохоталась, чем заслужила ещё больше полных укора и ненависти взглядов и тихих слов со стороны коренных кёрберцев. Толпа людей перемешалась. Но часть людей громко подбадривала победителя поединка — Отто Отважного. Герти не понимала, чему они радуются, и снова зарыдала, оседая на пол, и вторя Одиль и женщинам замка Кёрбер.
Кто-то подошёл сзади, подхватил её под руки и поднял рывком. Она снова рассмеялась. Гулкая пощёчина горячая и обидная заставила её заткнуться и провалиться в беспамятство.
Ларс отнял ледяные руки от висков Герти.
— Мда… — меж его бровями залегла продольная складка. — И почему я раньше?..
— В вашем присутствии… я никогда не думаю о прошлом, — Герти опустила голову.
— Но это… — он явно указывал на подаренный кулон.
— Ничего не значит. Я очарована вами и без какого-то зова. И мне сейчас очень стыдно, — Герти вздохнула. — Потому что своими действиями я нарушила покой… ваш и господина Кая. Пошла против устройства в вашем замке. И девочки теперь боятся. А Агна…
— Ты не виновата.
— Но я… — Герти всхлипнула.
— Запомни, — Ларс в одно мгновение оказался перед ней на коленях и отнял её ладони от заплаканного лица. — Ты не несёшь ответственности за принятые кем-то решения.
— Но если бы я не…
— Это всё равно бы случилось. Рано или поздно, он добрался бы до неё.
— И вы не осуждаете Кая?
— А ты осуждаешь волка за то, что он режет овец?
Герти осмысливала услышанное, что было затруднительно в присутствии Ларса, сидящего рядом с ней на коленях. Белая рубашка и тёмные волосы только подчёркивали юность его бледного лица. Кроме того, было в его словах какое-то…
«…противоречие».
— Неужели Каю так сложно контролировать своё поведение? Ведь у тебя получается…
— Всё не так просто. Не сравнивай нас. Мы очень разные. В его возрасте я тоже был несколько… не воздержан.
— Он сам однажды сказал, что жажда крови сильнее похоти. А жажду вы хорошо контролируете.
Ларс сморщил лицо, как от боли:
— Тебе не понять.
— Потому что я — человек?
— Не только.
— Девственница? Но это легко исправить, — Герти истерично захихикала.