Отражение Улле
Шрифт:
— В чем дело? Моя воспитанница из шестого питомника! Кто вам дал право? Лямочка, кто эти люди?
— Тетя Гага, — прошептала Ляма, пытаясь зарыться в волосы Эйле.
Кулу остановился, размышляя, убить ли Грагу сразу или сперва попытаться что-нибудь выведать; остальные столпились вокруг. Внезапно Ляма высунула голову и крикнула:
— Уки в кови! Уки в кови!
Глаза девочки сверкали, как у болотной кынды в гневе, голос ее неожиданно окреп, маленький пальчик указывал на Грагу. Женщина попятилась, спрятав руки за спиной. Она была явно растерянна и смотрела на Ляму чуть ли не с ужасом.
— Ты
Грага сунула два пальца в рот и пронзительно свистнула. И тогда Кулу прыгнул и пронзил ее мечом.
— Опа, — сказала Ляма, моментально успокоившись. Снова топот — на этот раз спереди. И сзади тоже кто-то приближался. Спрятаться было некуда, кроме той двери, откуда вышла Грага. Кулу открыл эту дверь, как и все прежние, менхурьей ладонью. Орми первым шагнул в тускло освещенную комнату, за ним все остальные. Дверь захлопнулась.
— Комата сяся, — сказала Ляма.
Это была крошечная конурка с серыми стенами. В маленькой нише чадил светильник и тускло блестели странные железки. Орми шагнул к нише, как вдруг кто-то крепко схватил его за ноги. Он посмотрел вниз и увидел маленькое, бесформенное шевелящееся существо. Оно хрипло стонало и цеплялось за его ноги, обливая их чем-то горячим.
Эйле страшно вскрикнула. Кулу зажал ей рот ладонью.
— Сюк, — сказала Ляма.
— Убей меня, дяденька, — прохрипело существо.
От головы его — если это еще можно было назвать головой — тянулась пара железных нитей, они исчезали в дырочке в стене. Люди застыли, потрясенные, охваченные страхом.
Кулу сказал:
— А мы-то… не могли новую пытку придумать.
— Куда нам… — пробормотал Барг. — Та самая Грага, которая… Они ее любят все, Улле им в глаз…
— Прикончи ты его, — сказал Кулу, морщась. — Все равно не жилец.
— Кысы чеез день… — всхлипнула Ляма.
— Убей меня, добрый дяденька, — пробулькал, захлебываясь слезами и кровью, несчастный Сюк. И Орми, содрогаясь, ударил его мечом.
— Опа, — сказала Ляма.
— А ну, слезай! — крикнула Эйле, отрывая цепкую малышку от своей шеи. — Тебя добру учили или свинству? Ножками пойдешь!
Но Ляма не отцеплялась ни в какую.
— Ну и силища у тебя.
— Помочь? — предложил Орми.
— Ладно, понесу. Бежим скорей отсюда!
— Сто вы исете? — спросила Ляма. Но ее вопрос остался без ответа.
Каморка была прохладной. Они вошли в длинный полутемный зал. Запах крови ударил Орми в нос. Он огляделся, не веря глазам. Это была пыточная. На стенах, в цепях, висели дети, сотни детей… У Орми помутилось в голове. Шатаясь, он поднял ружье. Самодовольные, спокойные Граги, мужчины и женщины, в забрызганных кровью халатах, деловито занимались своей страшной работой. Орми выстрелил, и ружья его спутников прогремели следом, одно за другим. Кровь бешено стучала в голове, и Орми уже не видел ничего вокруг и не понимал, что делает. С диким ревом он обнажил меч, бросился вперед и стал рубить направо и налево визжащих, мечущихся Грагов и Граг. И ядозубы от него не отставали, так что скоро весь пол этой жуткой комнаты был завален кровавыми обрубками, и ни один палач не ушел от возмездия. В пылу боя Орми не заметил, что двое или трое из тех, кого он убил, получив смертельную рану, не падали с воплями, заливаясь кровью, а растекались
— Ну это вы, дяденьки, слишком. Зья.
Эйле уже не держала ее. Ляма сама висела на ее шее и дрыгала ножками. А Эйле была бледна, как покойница.
Потом заговорили дети на стенах. Большинство, плача, просили убить их. Но были и такие, кто бормотал нечто совсем иное…
— Еще! Еще! Убейте их! — пыхтели те, кто висел ближе к концу зала. А самые последние, у дальней стены, извивались, закатывали глаза и стонали не так, как стонут от боли, а совсем иначе, и шептали: — Ах… Ну зачем… Кто теперь вырвет мне ноготь… Надавит мне вот здесь… пожалуйста… еще…
Эти безумцы были изуродованы больше всех.
— Тозе комата сяся, — сказала Ляма. Орми, Эйле и ядозубы с воем кинулись к задней двери, зажимая уши и стараясь не глядеть по сторонам. У Кулу тряслись руки. Он долго не мог попасть менхурьей ладошкой в темный кружок. Наконец дверь захлопнулась позади них. Снова они стояли в кольцевом коридоре — на этот раз поперечник кольца вряд ли превышал полмили.
— Скоро середина, — сказал Барг.
Орми заметил, что яйцо Клыкача потяжелело да вдобавок еще и разогрелось.
— Приближаемся, — пробормотал Орми. — Знать бы только к чему.
— Зачем марбианам эти дети, Граги, уроки добра? — подал голос Барг. Ничего не понимаю… Ну, захотели потешиться — тешьтесь, но добру-то зачем детей учить перед этим?
— Что же тут непонятного, — буркнул Орми. — Они копят зло в накопителях, чтобы потом пустить время вспять. А если детей перед пытками научить добру — или хотя бы тому, что эти твари считают добром, — зла получается больше.
— Не надо разговаривать, — пробормотала Эйле странным, сдавленным голосом. — Скорее вперед. Опасность рядом. Кто-то смотрит на нас…
— А сто вы исете? — перебила ее Ляма.
— Крыс вареных. — Кулу пересек коридор и открыл дверь на другой стороне.
— Нет, ну плавда!
— Замолчи!
Эйле вдруг пошатнулась и упала. Орми помог ей подняться. Ляма так и не отцепилась от ее шеи, а во время падения успела перебраться на спину.
— Послушай, девочка, Эйле устала. Давай теперь я тебя понесу.
— Не-а. Я на тете поеду.
— Орми, Эйле! Давайте скорей, выродки вы несчастные!
Эйле, слегка пошатываясь, добрела до двери и вошла туда вслед за ядозубами. Орми нес оба ружья. Он захлопнул за собой дверь и огляделся.
Этот зал был побольше прежних. Каменный пол кончался в десятке шагов от двери, дальше шел пол ледяной. Потолок же становился ледяным уже в трех локтях от входа. Орми быстро сообразил, что к чему. Дуль-Куг, очевидно, имел форму диска, одним краем врезанного в толщу горного склона, а другим в Великий ледник.
Здесь было холодно. Серый свет лился из многочисленных круглых дыр в ледяном потолке — вероятно, сквозных или почти сквозных колодцев, высверленных во льду. Повсюду в зале лежали аккуратно сложенные кучи странных мертвых существ. Огромные щетинистые четырехлапые пауки, зеленые карлики с точеными лицами, гигантские летучие мыши, завернувшиеся в тонкие крылья, плоские десятирукие чудовища, отдаленно напоминавшие змееногов, и другие, ни на что уже не похожие твари.