Отражение в тебе

ИВАНКА

– Я же говорил, что не отпущу…

Прижало к себе, поцеловало царапину на щеке, слизнуло кровь. Руки обняли трясущиеся плечи. Больше Яр не сопротивлялся. Безропотно позволил уложить себя в траву, стянуть джинсы, бельё.

– Не бойся,- шептал Матвей,- не бойся… мой Яр… мой… никому не отдам…

Чужая рука легла на член, мгновенно заставляя тот вырасти в размерах, погладила головку. Яр закрыл глаза, закусил губу, вцепился Матвею в плечи. Изнанку век обожгло слезами.

– Всё хорошо,- тихонько шелестел голос брата в голове.- Тише… тише…

Ладонь скользнула по стволу – вверх, вниз. Пальцы пощекотали уздечку. Яр выгнулся,

застонал от возбуждения и едва сдерживаемой истерики.

– Тш…- голос Матвея.

Склонился и поцеловал в макушку. Вторая рука прошлась по животу, собирая бисеринки проступившего пота, и опустилась к промежности. Ниже… Внутрь с усилием вдавился палец. Яр не удержался и дёрнулся, пытаясь вырваться из объятий брата, опутывающих, точно липкая паутина.

– Расслабься…- прерывистое дыхание на лице.

Яр молча помотал головой и зажмурился ещё сильнее. На глаза упала сырая от испарины чёлка.

Он отчаянно пытался отключиться – провалиться в беспамятство или вообще умереть. Но с закрытыми глазами всё отчётливее ощущал, что творится с его телом. Горячее послевкусие от поцелуя на губах, осторожное касание волос пальцами, чтобы убрать запутавшийся лист, лёгкий укус на соске, ещё один – ниже по животу, и ещё – у самого пупка. Кончик языка скользит во впадинку. И пальцы – в нём. Сначала один, средний, доставший так далеко, что защемил что-то внутри, дёрнувшее разрядом удовольствия всё тело. Потом ещё один, едва протиснувшийся вслед за первым. И ноги мимо воли раздвигаются в стороны, а бёдра начинают двигаться в такт движениям.

Тихо скрипнула молния на джинсах Матвея. Ладони ещё раз прошлись по телу – от живота к бёдрам, бесстыдно касаясь даже самых потаённых участков кожи, подняли колени, развели ноги, притянули к себе.

Матвей был больше Яра – выше ростом, шире в плечах. И здесь он тоже оказался больше – толще, длиннее.

Горячая плоть коснулась входа, надавила. Яр стиснул зубы, всем существом ощущая, как проталкивается внутрь член брата. Сначала туго, едва продвигаясь. А потом он устал бороться, и венчик головки вдавился внутрь, пощекотав краями пульсирующий вход. Вошёл длинный ствол, раздвигая собой узкое пространство. Резкая боль. Судорожный вдох. Толчок. Яр выгнулся. Глухо застонал Матвей, сминая его сильными руками. Яр не выдержал – распахнул ресницы. И в упор прикипел к кошачьим глазам перед собой. Расширенные до предела зрачки мгновение всматривались в ответ, а потом Матвей ткнулся лбом в лоб Яра и, всё так же удерживая взглядом его взгляд, принялся двигаться, с каждым разом проникая всё глубже и глубже.

И уже когда из него и в него изверглось семя, Яр понял, что никакие закусывания не помогли сдерживать стоны. Боли. Наслаждения.

…В ту ночь жуткая тёмная страсть Матвея не дала Яру забыться в небытии и наконец-то перестать чувствовать. Уже испробовав Яра, иссушив его, выбившись из сил, притянув к себе спиной и задремав, Матвей опять начинал ласкать его руками и губами, нашёптывать что-то успокаивающее. И опять разворачивал лицом, кусал соски, гладил член, тут же предательски отзывающийся на ласку, и бесконечное число раз входил внутрь.

Поначалу, когда его брали сквозь сон, Яр отчётливо помнил каждое движение, каждое ощущение, каждый хриплый стон над собой и от себя, а потом всё это слилось в мешанину из боли и оргазмов, когда он был даже не в состоянии стонать или отворачиваться от поцелуев.

Он просто отчаянно ждал утра, веря,

что солнечный свет развеет этот кошмар…

3. Отражение: правда и кривда

Матвей затих.

Яр оторвал тяжёлую голову от его плеча, осторожно отодвинулся. Тело превратилось в сплошной синяк – болело всё: стёртая корой и землёй спина, зацелованные до синяков грудь и живот, ударенное об орешник плечо, прокушенная зубами губа, часами сжимаемые в кулаки пальцы, поясница, ягодицы… особенно ягодицы – Матвей, как безумный, входил в Яра, не слушая ни всхлипов, ни стонов. Ноги вообще отказывались идти – он пытался подняться минут пять, прежде, чем наконец смог сделать шаг и не бояться упасть; и как есть, голый, пошёл на плеск воды.

Утро выстлало землю туманом. Он зыбкой дымкой клубился под босыми ногами, скрывая сучки и острые камни. Вода оказалась ледяной, но Яр упорно шёл на глубину, непременно желая закутаться в живительную влагу. Холод пробрал до костей, дубя ссадины и раны. Отлично, так исчезает ощущение жёстких ладоней на теле, нестираемое никакими расчёсами – он уже себе плечи с шеей в кровь изодрал, пытаясь отскрести прикосновения братовых рук.

Скривил губы. Какой брат?! Чокнутый насильник! Псих с его собственным лицом.

«Я люблю тебя»… Мир с ног на голову переворачивается. Он знал, что любовь иногда принимает уродливые формы, но не думал, что настолько извращённые. Да и какая, к чертям, любовь? Если это любовь, то как же тогда ненависть выглядит?

Глянул в воду. В расходящихся от него кругах плыло отражение – бледное, почти восковое, под глазами тени, в спутанных волосах лист зацепился. Даже вздрогнул – настолько с Матвеем похож; вот теперь действительно одно лицо…

Ударил кулаком по воде, размывая очертания, и, пока оно не склеилось снова, повернул к берегу.

– Ты же глубины боишься.

Яр подскочил. Матвей сидел на берегу, вполне себе одетый, и, самое главное, бодрый и свежий, будто это и не он полчаса назад едва живой наконец засопел носом ему в ухо. Тут же сидела Барселона. Рядом лежали Яровы джинсы и майка.

Яр хотел спросить, откуда Матвей знает про эту его слабость. Хотел обозвать его и потребовать, чтоб проваливал с глаз подальше, а ещё лучше здесь же в угоду ему и утопился. Или самому утопиться. Вместо этого он вышел из воды, наплевав на спокойный откровенный взгляд сидящего перед ним человека, кое-как натянул джинсы на мокрое тело, подошёл к Матвею, замахнулся и, наплевав на рыкнувшую собаку, съездил кулаком в челюсть. Матвей упал. Яр ещё сильнее заскрипел зубами – тот даже не увернулся, а ведь если хотел бы, мог и уйти из-под неумелого тычка. И подставился он не потому, что раскаивался о содеянном. Ни капли! Вишнёвые глаза пожирали его с той же нескрываемой похотью, что и прошлой ночью.

Только костяшки зря стесал.

– Урод! Сволочь!! Гад!!!- плохо соображая, он прыгнул на Матвея сверху, сжал обеими руками горло.- Ненавижу! Ненавижу тебя!!!

– Я тебе говорил, чтобы ты с Лисой не водился,- даже не стараясь защититься, сказал Матвей. Да и не было от чего защищаться – Яра трясло, он едва сжимал пальцы, вряд ли даже понимая, что больше сил вкладывает, чтобы просто держаться на Матвее.

– Если бы она тебя не поцеловала, может, я бы и не слетел с катушек.

– Не слетел с катушек? Да ты полный псих, если у тебя на собственного брата встаёт! Или тебя настолько наше лицо заводит? Тогда возьми зеркало и вали в ванну!