Отражение в тебе

ИВАНКА

И Матвей, молчаливый и угрюмый, неожиданно повторяет действие – так же текуче-плавно: бёдрами, телом, руками. Тамара ухмыляется, кладёт руку ему на шею.

– О, я вижу ты мне вызов бросаешь, мальчишка? А если так?

И плавно опускается по нему, словно повторяя все изгибы тела партнёра. Руки Матвея ложатся на осиную талию, притягивают к себе – рывок, переворот, ладонь скользит по литой женской ножке вниз… Так пошло… так естественно.

Вся пьяная весёлость схлынула в один миг. Яр стоял посреди залитой музыкой и весельем кухне и смотрел на мужчину и женщину, страстно старающихся перетанцевать друг друга. Глаза в глаза, рука в руке, нога на ноге, смешивающееся дыхание. И вдруг хмурая складка

между бровей Матвея разгладилась, и он улыбнулся. Не ему. Тамаре.

Дзынь!!! По полу разлетелся стакан с остатками пива, забрызгав кафель и полуприкрытую дверь.

– Я нечаянно,- буркнул Яр, протискиваясь между замершими танцорами за веником и тряпкой.

– Неужели,- усмехнувшись, шепнула Тамара, когда потянулась за совком.

…- Ярик, ты опять в луже болтаешься?- недовольно ворчит мальчишка с тёмными, до пурпурного, глазами. И всё равно ничего ему не сделает! Даже маме не пожалуется.

А когда у него поднимется температура, принесёт ночью своё одеяло и ляжет рядом…

Яр распахнул глаза. Долго непонимающе смотрел на стену. Обычная белая… непривычно – у него в спальне буйные заросли нарисованы. Тумбочка, комод, угловой столик с компьютером, под боком жёстко поскрипывает разложенный диван. И чьи-то руки: одна под головой, вторая обхватила поперёк живота и прижимает…

На затылке зашевелились волосы. Не от страха, хотя и очень хотелось заорать, когда сообразил, в чьей он спальне и кто его обнимает – просто Матвей уткнулся в волосы носом и мирно сопел во сне.

Наскоро проверил себя на предмет увечий и прочих мелочей – ничего не болит и не ноет, значит, просто на одном диване спали. Ффух…

Кое-как выбравшись из объятий брата, на цыпочках прокравшись к двери и уже повернув ручку, Яр обернулся. Матвей даже во сне хмурился. Пухлые с ночи губы чуть приоткрыты. Перебрался на место Яра. И внезапно хмурая складка разгладилась, губы тронула улыбка. Зарылся в подушку. И пробормотал:

– Ярик…

Совсем как в детстве…

– Ты который из двух?- В его собственной спальне на кровати валялась помятая и не слишком довольная побудкой Тамара. Сощурилась на вошедшего, смерила взглядом от босых пяток до голого торса, плямкнула губами. Яру даже неуютно стало, будто бы он не в домашних штанах перед ней топчется, а вообще без ничего стоит.- Раз рёбрами сверкаешь, значит младший,- припечатала она. Бесстыдно выбралась из-под одеяла, нисколько не стесняясь того, что на ней, кроме нижнего белья, только наполовину расстёгнутая, преступно короткая блузка. Полупрозрачная. Выудила из-под подушки бюстгальтер, задумчиво крутанула на пальце. И принялась расстёгивать оставшиеся на блузке пуговицы.

Блин, мечта любого подростка! Тогда почему он на неё без вожделения смотрит? Только отчаянно силится вспомнить, с чего вдруг Тамара решила у них переночевать, и когда же он сам заснул, что его перенесли в спальню Матвея.

– Слушай, может, ты хотя бы отвернёшься?- вкрадчиво, но без злости, осведомилась Тамара.- Мне, в принципе, по барабану, но твой парень будет недоволен.

– Он мой брат,- отчаянно краснея, выдавил Яр и выскочил в коридор. И уже оттуда услышал:

– Одно другому не мешает.

Прошла неделя, вторая, месяц. Солнце изжарило тучи, затопило землю удушающей жарой… и опять стёрлось в вернувшейся непогоде. Днём на западе маревом клубился далёкий лес, а ночами по стёклам плакал дождь. Верный старым привычкам, Яр подолгу сидел на подоконнике, всматриваясь в синеватую дымку горизонта. По вечерам, когда далёкие деревья окрашивались алыми красками, в спальню заходил вернувшийся домой Матвей, подходил к Яру, осторожно обнимал сзади и тоже молча любовался закатными переливами. Яр любил такие вечера. Тогда ему было тихо и спокойно. Тогда он не

боялся своего брата. Тогда они были просто семьёй. Матвей за прошедший месяц его и пальцем не тронул, и всё же Яр не мог унять дрожи в присутствии близнеца.

Но иногда… иногда Матвей приходил совсем на себя не похожий – слишком… молчаливый, что ли? Он и так не отличался разговорчивостью, но в такие дни это было особенно выразительно. Тогда Матвей обычно закрывался в ванной и часами стоял под душем, вряд ли особо соображая, что творится вокруг. Потом Яр заметил, как Матвей курит. Матвей никогда не курил, Яр это точно знал, ещё и брата пропесочил после выходки на поляне, когда тот протрезвел и смог соображать. Теперь же он выходил на балкон, садился прямо на бетонный пол, облокачиваясь о перила непривычно ссутуленной спиной, и курил, так же бездумно, как и стоял под душем. Сигарету, вторую, пятую… иногда выкуривая за раз половину пачки. Автоматически гладил скулящую рядом Барселону и смотрел стеклянными глазами сквозь пространство. Яр тогда мог хоть на голове ходить – Матвей ничего не видел. И на вопросы, что случилось и вообще происходит, он не отвечал.

А вчера он пришёл и просто сполз по стенке в прихожей. И так и сидел, пока не выскочил обеспокоенный Яр и не принялся тормошить брата за рукав. Тогда Матвей просто сгрёб его в объятия и молча уткнулся лбом в плечо. Матвея колотило. А Яр ничего не мог сделать, кроме как обнимать и неуверенно бормотать что-то успокаивающее.

– Давай уедем?- неожиданно шепнул Матвей, отстраняясь. Провёл ладонью по лицу Яра и притянул к себе, привычно касаясь лбом лба. Глаза в глаза, дыхание смешивается с дыханием.

Наверно, Яр просто струсил. Он вообще редко думал сердцем, тут же включая мозги и логику. Куда они уедут, двое несовершеннолетних без образования и связей? Никифоров чётко дал понять, что Матвея не отпустит, а Яра не отпускал уже сам Матвей, даже школу из-за него не закончил. В конце весны Сашка принёс им обоим сертификаты из школы – подарочек всё того же Никифорова. Заботлив, зараза… Будто смыкает за поводок и щерится в ухмылке – я здесь, я всё вижу, я всё помню, никуда вы не денетесь. Стоило Матвею опоздать с выходом на работу, в опустевшей после налоговой и полиции гостиной звонил телефон – единственный оставшийся там предмет – и личная секретарша Валерия Николаевича равнодушным голосом интересовалась, где пропажа. Тамара тоже приезжала. Ещё один раз, отчего Яру легче не стало. В прошлый раз она споила больного Яра и во всю флиртовала с его братом, устроив на кухне развратные танцы, после чего ещё и ближайшую спальню в своё личное пользование отобрала. В этот же в квартиру вплыла элегантная леди в обтягивающем вечернем платье с открытой спиной и разрезами до бедра. Буднично встрепала шевелюру попавшегося под руку Яра, попутно втиснув ему коробку с эклерами, и тут же, не слишком заморачиваясь сниманием обуви, прямо в туфлях прошла вглубь квартиры. Не обнаружила Матвея ни в спальне, ни в кухне, ни на балконе, ни в отцовском кабинете и бесстыдно заглянула в душ.

– Вашу Машу!- выругалась наглая гостья. Яр, не помня себя, брякнул эклеры на пол и подлетел к Тамаре, едва вписавшись в косяк. Успокоившись, выдохнул – Матвей был вполне себе одет и просто чистил зубы. Глянул на него через зеркало – раскрасневшегося, запыхавшегося – и впервые за долгое время улыбнулся, хотя на бледном измождённом лице это больше напомнило хищный оскал.- А если бы ты тут голым был?!- бессовестно возмущалась Тамара, своей непроходимой наглостью ставя в тупик прямого и честного Яра. Матвей к стенаниям начальницы остался безучастен – привык.- Живо напудрил носик и бегом на выход! Есть что поприличнее? Нет? Блин, ты мог об этом хотя бы днём мне сказать? Ярик, зая, у тебя какой пиджак приличный найдётся?