Отражения нашего дома
Шрифт:
Один, два, три…
Мы с мадар и падаром в нашем старом доме. Падар держит мадар в объятиях, я лежу между ними, мне хорошо и уютно.
– Думаю, нам надо сходить к судье и пересмотреть условия договора, потому что твоя мать, как видим, не выполняет своих обязательств.
Четыре, пять, шесть…
У меня день рождения. Падар завязывает мне глаза, мадар снимает видео. Я громко смеюсь, мне не терпится увидеть сюрприз.
– Принимая решение о совместной опеке, я должен был предвидеть, что совершаю ошибку.
Семь, восемь, девять…
Я
– Кто знает, сколько раз нечто подобное случалось в те дни, когда ты находилась у матери, кто знает…
Мои доспехи не выдерживают и трещат. Меня охватывает нескрываемая ярость. Вскакиваю так поспешно, что кружится голова.
– Прости, что взяла твою машину, но перестань вести себя так, будто ты белый и пушистый. – Впиваюсь в него презрительным взглядом, а в груди оживает вулканический кратер. – Вызвать полицию из-за пропавшей машины? Как драматично. Может, мне захотелось несколько часов побыть одной, потому что здесь мне невыносимо. И нечего обвинять маму, лучше посмотрись в зеркало и задай себе неудобные вопросы.
– Во-первых, я обратился к властям не из-за пропавшей машины, – тихо произносит падар. – А из-за пропавшей дочери, которая оставила входную дверь нараспашку и не отвечала на телефон. Так что прости, если прервал твое шальное приключение.
– А…
– И, во-вторых, ты не имеешь права на такие заявления после твоих прошлогодних выходок.
– Это нечестно. – Я быстро-быстро моргаю, потому что если перестану, то расплачусь. – Тот случай сейчас совершенно ни при чем, сам знаешь.
– Сара-джан, ты сама открыла ящик Пандоры, – продолжает падар. – Если нарушаешь закон, надо быть готовой отвечать за последствия.
В памяти всплывают воспоминания. Обрывистые, пугающие, они преследовали меня, когда мне было тринадцать лет. Когда падар кричал: «Как ты могла!» Когда видела в стенах дыры величиной с кулак.
Усилием воли выбрасываю это из головы.
– Какие такие последствия? Говорить «я тебя люблю» другой женщине, когда вы еще даже не разведены? – бросаю я ему гневные слова. – Ты внезапно забыл, что у тебя уже есть семья?
Рука падара инстинктивно взметается, я зажмуриваюсь.
На его виске набухают жилы. Мы замираем в нашем танце за власть, бросаясь словами, которые должны резать. Падар первым поднимает белый флаг.
– Сара-джан, я не хотел начинать наш разговор подобным образом. – Падар опускает руку, я отступаю. – Ты же знаешь, это не всегда было так. И я не всегда был таким.
– Знаю. – Меня окутывает теплое солнце моего детства, и мне кажется, что мы наконец к чему-то пришли. Что в танце настал момент, когда ему надо повернуть назад.
Падар отступает на шаг, прочь от света. Когда-то, давным-давно, мы, папа, мама и дочка, гуляли по улицам Нью-Йорка, греясь на солнышке. Когда-то, давным-давно, мы были счастливы.
Под пристальным взглядом падара у меня
– Прости, что так долго откладывал этот разговор с тобой, но сначала мне надо было самому понять, чего я хочу. – Он прикусывает губу. Проводит рукой по морщинам на лице. – Как ты знаешь, мы с твоей мамой живем раздельно. Это длится уже довольно долго, и, видишь ли, когда взрослые расходятся, то рано или поздно может наступить момент, когда вернуться к тому, что было, уже невозможно.
– Но разъехаться – не значит развестись, – говорю я. – В прошлом это вам всегда помогало, так что не понимаю, почему мы вообще завели этот разговор.
– Потому что теперь для меня все изменилось. Сара, забудь все прошлые подобные ситуации. Они уже не имеют значения, – объясняет падар. – Для меня очень важно, чтобы ты это поняла.
– А для меня имеют.
Неужели он не понимает смысла этих слов? И к каким вопросам они приведут. Мне хотелось завопить: «Твоя любовь ко мне тоже иссякла? Меня ты тоже забудешь?» Учитывая, в какую сторону движется наш разговор, предпочитаю оставить эти вопросы при себе, потому что боюсь получить ответ, который мне не понравится.
– Дело в том, что это не обсуждается. Мне очень хочется забыть прошлую ночь, потому что понимаю, как эта ситуация тяжела для тебя. Однако не могу допустить, чтобы ты так вела себя, когда я изо всех сил искренне пытаюсь действовать в интересах всех нас. Сара, такова реальность, и я хочу, чтобы ты повзрослела и приняла ее. – Падар прочищает горло и поправляет воротник рубашки. – Сейчас мне пора на работу, но, когда вернусь, мы продолжим наш разговор, хорошо?
Я ничего не отвечаю, и он неуверенно умолкает. Неуклюже делает шаг, словно сам еще не решил, то ли уйти, то ли обнять меня. В конце концов качает головой и предпочитает уйти.
– Великолепная беседа, – бормочу я вполголоса.
Падар быстро шагает к дверям, надевает ботинки и уходит. Тихо щелкает замок. Мысленно считаю до ста. Уж не знаю, что он имел в виду, когда говорил «действовать в интересах всех нас», но если эта случайная особа хоть чуть-чуть перерастет в нечто более серьезное, я…
Если такова наша новая нормальность, то кто мы теперь? Семья? Если падар прервал танец, что помешает нам разойтись еще дальше?
Что помешает ему полностью вычеркнуть нас из своей жизни?
Я всегда считала эту квартиру падара временным жилищем. Думала, что биби переселилась в бывшую родительскую комнату просто потому, что так удобнее. А если нет? А если это навсегда?
Встаю. Чем дольше сижу здесь, тем сильнее начинаю в это верить. Вбегаю в комнату падара, копаюсь в нижнем ящике его тумбочки, нахожу свой путь к спасению – его запасную кредитную карту.
Вот оно, наконец-то, легкое решение.
– Падар, спасибо, что дал денег на бензин.
Выходя из квартиры, закидываю все эти гнусные идеи о постоянстве и наших общих интересах туда, где им самое место.