Отражения нашего дома
Шрифт:
Сама не зная, что я ожидала ощутить, приподнимаю ожерелье. На ощупь оно холодное. В темноте сапфиры принимают цвет океана, и чем больше я всматриваюсь, тем сильнее чувствую, что тону.
Не могу объяснить, почему я беру это ожерелье и почему опять ныряю в ночь и иду к Самнеру. Это все равно что снова увидеть девочку, стоящую у ворот дома, темного и мрачного в бледных лучах луны. Хочется сказать ей: «Разве ты не помнишь, что случилось в прошлый раз?»
В этом-то и есть слабое место нашей памяти.
Невозможно толком вспомнить, что было на самом деле.
На
Лунный свет прокладывает мне дорожку. Иду по ней, дрожа. Хрустит ветка, испуганно оборачиваюсь через плечо. В прошлый раз у меня хотя бы был телефон – позвать на помощь. А сейчас я вхожу в Самнер совсем одна.
Но почему-то эта мысль меня совсем не страшит.
Покосившаяся веранда выглядит уныло и даже мрачно, словно она устала нести тяжкий гнет времени. При каждом шаге спицы моего велика щелкают. Осторожно прислоняю его к гниющей древесине и пробираюсь наверх, стараясь не зацепить огромную паутину, натянутую через всю парадную дверь, будто щит. В отличие от прошлой вылазки, у меня есть ключ – пока мама спала, вытащила из ее сумки. Под укоры совести распахиваю скрипучую дверь и переступаю порог.
В первые долгие мгновения нет ничего, кроме тяжести затаенного дыхания.
– Эй! Привет! – Цепляюсь за ожерелье, как утопающий за соломинку.
Под моими шагами скрипит пол, по ногам бегут мурашки. Воздух сегодня… какой-то другой. Кажется, будто в нем тихо звенит скрипичная нота, и чьи-то руки приветственно раскатывают передо мной ковер.
– Биби-джан! – осторожно зову я.
Все вокруг увешано брезентом, от запаха чистящих средств першит в горле. Прикрываю нос рукавом худи. На миг передо мной вспыхивает лицо Сэма с недовольно поджатыми губами. Наверное, стоило прихватить маску.
Чем дальше иду, тем холоднее становится в вестибюле. Обхожу весь первый этаж раз, потом другой, затем направляюсь в подвал. И по-прежнему ничего.
«Как же мне сделать, чтобы ты вышла?» Бросаю ожерелье на ящик с инструментами, прислоняюсь к перилам. Меня все еще немного пошатывает. Выглядываю из окна.
И замираю.
Куда подевалась заросшая лужайка и тихая улочка с фонарями? Вместо обычных домов на другой стороне улицы выросли здания причудливого стиля, каких я никогда не видела своими глазами. На заднем плане темнеют высокие горы.
С колотящимся сердцем подбегаю к окну.
Где я?
– Сара-джан, – окликает низкий голос.
Оборачиваюсь – и судорожно хватаюсь за грудь. Передо мной стоит высокий мужчина в элегантной церемониальной одежде. Прищуриваюсь. Его лицо кажется смутно знакомым, только никак не могу понять почему.
– Я здесь, – с дрожью отвечает тоненький девичий голос. Но он доносится из-за моей спины. В ужасе зажимаю рот ладонями. Мужская фигура подплывает ко мне все ближе и ближе. Темные глаза не мигают, тени, рассекающие лицо, становятся глубже.
Сердце подскакивает к горлу, рот открывается в немом крике: «Уйди от меня!» От страха будто каменею. Хочу сдвинуться с места, выбежать на улицу, позвать айю, стучаться в соседские двери.
Но не могу.
Что? «Айя»?
–
При воспоминании об отце в груди вспыхивает ярость, и нить потери сжимает так плотно, что становится больно дышать. Падаю на колени, хватая воздух ртом, по щекам струится пот. Мучительно вскрикиваю, но опять раздается не мой голос, а той девочки. Смотрю на свои руки – они дрожат, и не просто так, а из-за кого-то. Но не из-за этого человека. Рядом с ним я чувствую только печаль. И смятение. И разбитое сердце.
Передо мной все кружится, и его водянистые глаза тоже расплываются, тонут в бесконечном потоке переменчивых выражений лица. Я больше так не могу. Каким-то чудом обретаю власть над онемевшими ногами и заваливаюсь вправо, туда, где он не сможет ко мне прикоснуться.
Вдыхаю жадно, глубоко. «Что это было?» Снова оглядываюсь на этого человека и теряюсь еще сильнее: на сей раз он не один. На том месте, где только что была я, стоит юная девочка, лет тринадцати, не больше. Маленькая и хрупкая, но при этом величественная. Гибкая фигурка облачена в блестящее изумрудно-зеленое платье, по краям рукавов и подолу расшитое нежнейшим золотом. По круглым щекам струятся мерцающие слезы, а мужчина все смотрит и смотрит на нее, словно в последний раз.
– Его зовут Амир, ты с ним уже знакома. Он хороший и достойный молодой человек, – говорит он.
Амир. Так зовут моего дедушку! Перевожу взгляд с девочки на мужчину и обратно. Что вообще тут происходит?
Девочка трясет головой, отстраняется от ладоней мужчины. Ее руки сжимаются в кулаки. Вокруг нее кипит какая-то жгучая страсть, и от этого мне до боли в сердце жалко ее, сама не знаю почему. Ее карие глаза становятся жесткими.
– Дада, я не хочу этого.
– Милая моя Сара-джан! Так будет лучше для всех нас. Он хороший человек. Мы знакомы с его семьей уже много лет. Он станет идеальной парой для тебя. – Ее отец отворачивается и словно бы открывает шкатулку. Поворачивается обратно – в его руках что-то очень тонкое и нежное.
Ожерелье из золота с сапфирами.
То самое.
– Я знаю, что со временем ты изменишь свое мнение.
Сара цепенеет. Он наклоняется и осторожно застегивает ожерелье у нее на шее.
– Тебе повезло, доченька.
Внезапно кажется, будто у этой юной девочки на шее не драгоценность, а оковы. Словно она – ценный приз, который нужно отослать победителю. Ее руки нерешительно поднимаются к шее, туда, где лежит бремя золота и власти, отныне возложенное на нее.
Но я чувствую, как глубока ее печаль, как остро она обижена на предательство. Буря у нее в душе разгорается еще сильнее. Но, как ни странно, она улыбается. Слегка склоняет голову.