Отражения нашего дома
Шрифт:
Мне хочется закричать ей, закричать им обоим: «Как вы можете так поступить с ребенком?» Неправильно это. Скажи отцу, что ты не хочешь, чтобы было так! Но вот беда – мой голос теперь мне не принадлежит. Он стал ее голосом.
Она с укором смотрит на меня, будто хочет сказать: «Помоги».
Неужели она меня видит?
«Прочь отсюда!» – взывает мой разум, но меня крепко держит ее затравленный взгляд, ее лицо, совершенно незнакомое, если не считать того, что я каждый день вижу другую версию лица человека, который любил и обнимал
И тут в голове зарождается неожиданная мысль. А счастлива ли она?
Потому что в эту самую минуту ее лицо говорит о прямо противоположном.
Эта девочка мечтает оказаться как можно дальше отсюда.
Мужчина – должно быть, мой прадедушка – целует ее в макушку и, повторяя миг своего появления, развеивается клубящимся облаком дыма. Мы смотрим, как оно поднимается к потолку и там исчезает совсем.
Тяжелое молчание угнетает.
Наконец девочка встает и что-то ищет в комнате. Она напоминает мне порхающую бабочку, не знающую, где сядет в следующий раз. Вглядываюсь во мрак. Кажется, она собирает вещи.
– Куда ты едешь? – спрашиваю я.
– Очень далеко, – резко отвечает она.
Вижу вещи, которые она складывает. Похоже, хочет сбежать.
– Погоди. – Я бегу за ней вверх по лестнице, тороплюсь за быстрым перестуком каблучков, потому что у меня в груди словно прорвалась плотина. Наружу готовы хлынуть тысячи вопросов. Я гоняюсь за ней из комнаты в комнату и замечаю, что, хотя дом и прежний, обстановка в нем какая-то… потусторонняя, будто явилась сюда из другой жизни. Из другого времени.
Я каким-то образом очутилась в самом эпицентре воспоминания. О детстве биби-джан.
О том вечере, когда мои дедушка и бабушка стали мужем и женой.
Не понимаю, как это могло быть, ведь они всегда казались счастливой парой.
– Ты не можешь вот так уйти. – Я пытаюсь взять ее за руку, замедлить ее бег, но она проворнее. Уворачивается от меня. А остановившись, прижимает к груди свою маленькую сумочку.
– Я не хочу, чтобы было так. – Ее глаза ярко сияют. Она обводит взглядом комнату и качает головой. – Я тут чужая. Разве не понимаешь? Я хочу домой. Туда, где мое место.
Я чешу затылок, потому что будет глупо просто сказать: нет, я понятия не имею, где мы находимся. Нет, я, конечно, знаю, что дедушка и бабушка поженились в Афганистане, но это все равно что сказать: мои родители заключили брак в Соединенных Штатах Америки. А более подробные детали мне неведомы. Я хмурюсь.
– А где твой дом?
– Не здесь! – отвечает она. – Мне надо вернуться туда, где мои друзья. Где моя мама. – На этих словах ее голос ломается, и по моим собственным щекам текут жаркие слезы. – Где я мечтаю быть.
Она бежит прямо ко мне, и я сжимаюсь, готовая к столкновению. Вскидываю руки – однако она исчезает.
А когда я опять открываю глаза, вокруг ничего нет,
Но во мне остался след этой встречи. Вокруг меня бурлит гнев этой девочки. Он обжигает мне грудь, как будто она влетела прямо внутрь меня и разожгла свой костер в моем сердце. Словно хотела сказать: «Сбереги память о том, какой я была».
А когда наступает рассвет, я никак не могу найти ожерелье. Оно как сквозь землю провалилось.
Глава 12
Сколько я себя помню, история всегда рассказывалась так.
Жила-была юная девушка, чье сердце покорил красивый юноша с глазами цвета пасмурного неба. Они встречались под сенью тутового дерева. В один прекрасный день юноша подарил девушке цветок и вплел его ей в волосы.
День шел за днем, один цветок превратился в два, потом в двадцать, потом в двести.
Так прошла вся их жизнь, и каждый год, в день их первой встречи, юноша – уже ставший седым стариком – дарил своей возлюбленной цветок, вплетая его ей в волосы. Пока не настал день их прощания. Навсегда.
Сижу на кухне, в своем любимом уголке, склонившись над ноутбуком, и грызу большой палец. В коридоре гудит и пощелкивает стиральная машина. Я вслушиваюсь в ее тихое «та-тунк-та-тунк». Эта история передавалась из поколения в поколение, из уст матери в мои уши, и пересказывалась мне миллион раз, когда я росла. Это история любви моих бабушки и дедушки, история происхождения семейства Амани.
Эта история, пожалуй, была лучшей в долгой саге дедушкиной жизни, потому что она давала детям путеводный свет, непосредственный пример того, что значит любить и быть любимым. Я часто пряталась за этими рассказами, когда история любви мадар и падара пошла под откос. Мне почему-то казалось, что у меня все будет как в волшебной сказке.
А теперь я в этом не уверена.
Честно говоря, я вообще не думаю, что истории любви бывают на самом деле.
По-моему, это просто истории.
Плод выдумок «Когда-то давным-давно» и «Жили они долго и счастливо».
Но зачем?
В кухню входит мадар, за ней биби-джан. Мама усаживает бабушку в ее кресло и прямиком направляется к холодильнику. Глаза биби опухли сильнее, чем обычно. Рука касается голой шеи. Вокруг ее пальцев вьются тонкие ниточки тьмы, они сгущаются и ложатся на шею, как цепь.
Моргаю.
Тень исчезает.
– Мертвые восстали, – шутит мадар, копаясь в холодильнике. – Ты сказала отцу, во сколько тебя забирать?
– Что? С какой стати мне сегодня туда ехать?
– Сара, сегодня День отца. – Мадар включает газовую плиту и ставит на конфорку миниатюрнейшую сковородку. – Как ты могла забыть?
– А-а. – Неужели уже середина июня? Хлопаю по карманам в поисках телефона, но… Ну конечно, он же сдох. Мертв, как те истории, которые были для меня бальзамом на душу. Всматриваюсь в лицо биби-джан. Если ее история любви – ложь, то как насчет всех остальных?