Отражения нашего дома
Шрифт:
– С тех пор как я переехал, у меня было время хорошенько задуматься над тем, как я хочу провести остаток своей жизни. Но еще серьезнее я размышлял над тем, какой станет твоя дальнейшая жизнь. И, когда я оглядываюсь назад, мне стыдно за то, что тебе довелось пережить из-за твоей мамы и меня. – Он моргает, пряча слезы. – Поэтому пришлось сделать нелегкий выбор. Для всех нас.
Я сижу не шелохнувшись.
– Какой же?
– Ты сама знаешь.
Я моргаю, моргаю, моргаю, потому что не хочу в это верить. Не могу поверить. И по непонятной
Может быть, падар чувствует, что у меня в голове рушится весь мой мир. Может быть, считает меня слишком хрупкой, чтобы нажимать еще сильнее. Наверное, поэтому он целует меня в макушку и говорит:
– Утро вечера мудренее. Обещаю: проснешься – все будет выглядеть иначе. Пожалуйста, помни об этом, когда придет посылка.
– Это не просто случайный глюк, – шепчу я. Я и не думала задавать вопрос, но тем не менее падар дает окончательный ответ:
– Да.
Глава 13
Обещания – забавная штука. Мелкие слова, которые легко слетают с языка и приклеиваются к самым нежным местам нашего сердца. Как будто, прилепив на ситуацию ярлык «Обещаю: проснешься – все будет выглядеть иначе», можно все исправить. Ну да, конечно, мне иногда тоже бывает стыдно. Например, я пообещала Малике, что найду ее, однако в данный момент занимаюсь прямо противоположным делом.
Вместо этого я отдираю старый ковер в одном из домов, купленных мамой для ремонта, и с каждым гвоздем, царапающим мне пальцы, спрашиваю себя, почему Господь решил разрушить нашу семью. Думаю, такова моя заслуженная кара за то, что плохо думала о биби-джан и баба-джане. За то, что вмешивалась в темы, которые следовало бы оставить в покое. Как там говорят взрослые, когда не хотят ничего объяснять? «Меньше знаешь – крепче спишь»?
Каждый колючий гвоздь резкой болью напоминает об обещании, что падар дал в День отца, и о многих других мелких обещаниях, спрятанных в сказках на ночь и поцелуях перед сном. Я швыряю полоски ковра в высокую груду гораздо сильнее, чем требуется. Они шмякаются, взметая тучи пыли.
Жаль, что я не знала: обещание – это всего лишь другое название лжи.
Ничто не стало лучше.
И ничто не стало выглядеть иначе.
– Как ты тут, справляешься? – К дверному косяку прислоняется Эрик. Причмокивая, жует жвачку. – Если трудно с гвоздями, можем озадачить Сэма.
Где-то неподалеку слышится тихий стон.
– Гм, не надо. Я, пожалуй, и сама разберусь. – У меня вспыхивают щеки.
Эрик показывает мне большой палец и ведет Сэма наверх. На миг мелькает его удаляющаяся спина, и я решаю, что нам нужно еще немного побыть вдалеке друг от друга.
– Ах он сукин с…
Грохот, потом вопль.
Мы с Эриком и Сэмом замираем и, вытянув шеи, глядим туда, откуда доносится шум. У меня пересыхает во рту: опять грохот, сдавленный всхлип. Мы с Сэмом на миг встречаемся взглядами, я выскакиваю из комнаты и
– Сара, погоди! – обжигает спину знакомый крик Сэма, но меня уже и след простыл. В голове лишь крутится: «Помни об этом, когда придет посылка». И мне остается только считать секунды до раскрытия тайны.
Один, два, три…
Я в белом платье, с цветами в волосах, смотрю, как мадар и падар танцуют на десятой годовщине своей свадьбы, шепча друг другу обещания о том, что «впереди целая жизнь».
Четыре, пять, шесть…
Я лежу в постели, делаю вид, будто смотрю «Нетфликс», и слышу первый за этот вечер звон разбитого стакана на мраморном полу. Приоткрываю дверь и бреду по коридору.
Семь, восемь, девять…
Стою в дверях, боясь заглянуть за угол, в кухню, где сердито танцуют тени моих родителей. В босые ноги врезаются осколки стекла. Делаю шаг, другой.
– Мадар! – Мне снова тринадцать лет, и я вхожу в кухню. Мадар стоит спиной ко мне и дрожит всем телом. От разбитого стекла к ее ногам тянется след из крови. – Что случилось?
Моргаю и понимаю, что мы не в кухне. Мы в доме, который родители купили вместе, чтобы сделать ремонт, но теперь работают по отдельности. Крови нет. Стекол тоже. Только бумаги. Много, очень много бумаг. Наклоняюсь, поднимаю один листок.
– И ему непременно надо было прислать это именно сюда! Через курьера! – Мадар берет из ящика на полу молоток и швыряет его в сухую стену. – У него даже не хватило совести вручить их мне лично, из рук в руки. Как… – Мадар не успокаивается, – как он смеет так поступать! – Она съеживается, обхватывает голову руками. – Ну почему так?
– Чем тебе помочь? – Мне на плечо ложится рука Сэма.
Читаю бумаги, и внутри все переворачивается.
– Пожалуйста, уведи отсюда рабочих, – шепчу я.
Сэм кивает и исчезает. Слышу удаляющиеся шаги. Через минуту остаемся только мы с мадар. В открытые окна просачивается пыль, донося щебет птиц.
Мадар продолжает громить стройплощадку. Я ее не останавливаю. Стою рядом и смотрю, как она дает выход горю. За свою жизнь я видела Наргиз Амани во множестве разных ролей: мать, деловая женщина, сестра, – но сейчас она просто девчонка с разбитым сердцем. И я тоже девчонка с разбитым сердцем. И, черт возьми, что же мне сейчас делать? Падар, какого черта ты взвалил это на меня?
– Ты знала, что это произойдет сегодня? Когда ты у него была, он тебе что-нибудь говорил?
Мадар все еще прячет от меня лицо. В глубине души я рада, что она не видит моего, потому что врунья из меня никуда не годная. Вспоминаю плотно зажмуренные глаза падара. Его желание. «Обещаю».
Боюсь ответить, боюсь ранить ее еще сильнее.
Выпускаю из рук бумаги о разводе и выхожу трусливой походкой.
– Ну конечно, – только и говорит мадар.
Через несколько мгновений напряженных внутренних споров я делаю единственное, что имеет смысл. Беру мамин телефон и звоню тете.