Отражения нашего дома
Шрифт:
– Сара, почему ты снова и снова делаешь это? – спрашивает он наконец.
– Что я делаю?
– Вот это. – Он жестом соединяет нас. – Этот танец – шаг вперед, два назад. То мы с тобой сидим и шутим у меня на кухне, то ты налетаешь на меня за то, что я среди ночи нашел тебя в этом доме всю в крови. А после этого, в довершение всего, ты начинаешь меня игнорировать. Опять. А я, как идиот, оставляю тебя в покое, надеюсь, что ты прекратишь вести себя так, перестанешь ходить в этот дом каждую ночь. Я вижу, как ты садишься на велосипед, но ты все равно упрямо делаешь вид,
Он взбешен. Сэм никогда не бесится. Меня тревожит мой собственный отклик на его слова – в душе кавардак, и я чувствую, что он меня не понимает. А еще сильнее тревожит то, что он оставил невысказанным. Но я уже научилась читать между строк, видеть сквозь глянец. Я понимаю, что он хочет сказать: «Ты мне нужна» и «Разве я тебе не нужен?»
У меня чуть не слетает с губ чистейшая правда: он мне нужен, хотя я сама этого боюсь.
Но я вижу тень, кружащую за спиной у Сэма, и слова застревают у меня в горле. Красная аура медленно просачивается из хозяйской спальни и тянется к его щиколоткам. Около него бегают кругами маленькие ножки. В углу, качая головой, стоит темный силуэт баба Калана. Внезапно мне становится очень страшно по совсем иной причине.
– Ты прав.
– Что? – От удивления Сэм на миг сдувается.
– Я дрянь.
Над мерцающими волосами Сэма встает красное гало. В груди нескончаемо колотится безумный кавардак.
– И что?
– Как это – и что? – Стремительно опускаю глаза. Кафельные стены сдвигаются, готовые раздавить нас, и я отчетливо ощущаю здесь, рядом с нами, чужую, постороннюю тяжесть. – Я такая, какая есть, и ничего не могу с собой поделать.
– Это и есть все твои извинения? – фыркает Сэм и взмахивает рукой. – Ты произносишь это и даже не можешь набраться храбрости посмотреть мне в лицо?
Сэм встает, и шею мне щекочет чье-то дыхание. Я вся сжимаюсь.
Он делает шаг назад, и красное свечение меркнет.
– Да посмотри же ты на меня! – Он ждет, что я подниму глаза. А я не поднимаю. – Ладно. Намек понят, капитан.
Он выходит из спальни, стукается коленом об ящик с инструментами. От этого звука я вздрагиваю, но спокойно вздохнуть могу только тогда, когда с лестницы доносятся его тяжелые шаги. Здесь все еще ощущается присутствие кого-то чужого, но оно уже давит не так сильно.
Опять звонит телефон. На экране имя падара. Отправляю его прямиком на автоответчик.
– Не вмешивайте Сэма в это. – Понятия не имею, к кому я обращаюсь и слушает ли меня кто-нибудь вообще, однако все-таки говорю. На всякий случай. – Он больше не доставит хлопот, обещаю. Только оставьте его в покое.
И возвращаюсь к работе.
Кажется, не успела глазом моргнуть – и вот уже Четвертое июля.
Я в гостях у Фарибы-аммы. Вокруг царит суета. Моя тетушка помогает падару развешивать во дворе гирлянды лампочек. Свежеподстриженная лужайка укрыта красным, белым, синим. На ветерке весело покачиваются воздушные шары. В воздухе пахнет соленой водой
Я сижу на траве, смотрю на запруженную парковку и залив Литл-Нек, стараюсь держаться как можно дальше от звонкой музыки, льющейся из дорогой акустической системы «Сонос». Пальцы в ритме отчаяния перебирают браслет, пытаясь разогнать холод, проникший уже до локтей.
По непонятной причине падар решил в этом году отметить Четвертое июля торжественным праздником.
– Вечер будет незабываемым, – сказал падар сегодня днем и поцеловал меня в макушку. Энергия била из него ключом. Все его тело испускало волны чистой радости.
Я была (да и сейчас осталась) на сто процентов озадачена.
– Почему? – спросила я, когда он отправил меня готовиться.
Единственным ответом была широченная улыбка.
Искоса смотрю на свое отражение в экране телефона. И не узнаю себя. Не потому, что на мне макияж и контактные линзы. И не потому, что волосы уложены длинными темными локонами, четко выделяющимися на фоне бело-голубого коктейльного платья.
А потому, что я вообще себя не вижу. Вместо этого вижу мелкие тени Малики и биби, баба Калана, биби Калан и халы Фарзаны. Мелкие тени, которые рождают множество вопросов и всего одно требование: вернись в Самнер.
В голове словно стучит барабан, и я не могу выключить его по ночам. «Вернись, вернись, вернись».
Вздыхаю. Сегодня я туда не пойду. Встаю на ноги, пошатываясь. Сегодня я должна быть здесь. Выяснить, далеко ли падар уклонился от курса. И так как я не хочу волновать Айшу, нацепляю на лицо фальшивую улыбку, хотя на самом деле давно забыла, что это такое – радоваться. Делаю снимок и провожу время в групповом чате моих двоюродных братьев и сестер.
Сара: Семья Рахмат, фотки с праздника
Маттин: На вид неплохо
Амина: Это что, мое платье?
Айша: Палец вверх
Аман: Хахаха как тебя бомбанула чья-то фотка
– Меня что, обманывают глаза? – Навстречу плывет моя двоюродная сестра Эман под руку с Махой. – Или я вижу привидение?
– Если учесть, что в разгар лета она совсем не загорела, версия вполне правдоподобная, – смеется Маха, обнимая меня.
Моих рук хватило бы, чтобы дважды обхватить ее тоненькую фигурку. Хотя я по американским меркам не такая уж высокая, девочки со стороны отца все как одна миниатюрные – кодовое обозначение очень, очень маленького роста.
– Была у мамы, – пожимаю я плечами. – Сами знаете, каково это.
С лица Эман не сходит приветливое выражение, но в глазах мелькает неуверенность.
– Впрочем, я рада, что ты здесь. Мы по тебе очень скучали.
– Да. И, может быть, после сегодняшних новостей появится повод видеться с тобой почаще.
Под светом гирлянд, падающим сквозь кроны деревьев, застываю на месте.
– Каких новостей?
Эман и Маха смущенно переглядываются.
– Ты же знаешь, зачем мы сегодня собрались, правда? – спрашивает Эман.
– В честь Дня независимости.