Отражения (Трилогия)
Шрифт:
Магрит усмехается:
— Такое объяснение не хуже прочих. И может быть, оно — единственно верное... Сколько времени тебе понадобится, чтобы подготовиться?
— Подготовиться? Я вполне готов, dou. Вот только...
— Что? — быстрый вопрос.
— Я хотел бы узнать одну вещь. Прежде, чем она перестанет иметь для меня какое бы то ни было значение.
— Какую вещь?
— Кто вытащил меня из Купели?
Молчание. Чуть смущённое, чуть неловкое.
— Вы не можете сказать?
И я получаю ответ. Но вовсе не от Магрит:
— Может. Но зачем слушать в чужом изложении то, что следует
Наверное, он стоял прямо за дверью, прислонившись к стене. И слышал все наши слова, разумеется. Одного этого мне хватило, чтобы первое впечатление о мужчине, грубо вмешавшемся в разговор, приобрело едва уловимый оттенок горечи. А когда сестра удивлённо и разочарованно выдавила: «Отец...», я запутался в мыслях и ощущениях, хлынувших в сознание бурным потоком.
Отец? Всё-таки соизволил показаться своему отпрыску. Браво! Набрался смелости или же слегка умерил брезгливость — какая из версий правильнее? Только бы не обе сразу: не справлюсь с чувствами. Можно понять и принять все варианты по отдельности, но, сливаясь вместе, они образуют совершенно не усваиваемое зелье... Ладно, оставлю на время размышления и просто посмотрю на того, кто не желал присутствовать при моём рождении, но не смог отказаться от соблазна проводить меня в небытие.
Рост? Чуть выше среднего. Для мужчины, разумеется: Магрит (и я, соответственно) едва достанет макушкой до крупного носа, который — принадлежи он человеку — мог бы считаться некогда сломанным. Черты лица довольно строгие: линии губ и бровей прямые, лоб высокий, подбородок, что называется, волевой. В целом, вполне обычная внешность — ни красавец, ни урод. Неестественно белые вихры коротко стриженых волос взлохмачены, словно у мальчишки, который только что играл с друзьями во дворе. Чёрная ткань камзола достаточно плотно облегает плечи и торс, чтобы дать понять: этот мужчина — не кабинетный учёный. Но и на профессионального вояку не тянет: слишком умный взгляд глубоко посаженных глаз. Слишком внимательный и совершенно не позволяющий узнать, о чём думает его владелец. Я не люблю такие взгляды. И людей таких не люблю. И нелюдей. И отца своего, по всей видимости, любить не буду. Почему? Да просто не успею. А уж он меня и подавно любить не собирается. Не считает нужным.
И о чём нам с ним говорить? О погоде? О долгах и плате по ним? О семейных узах, которые могут быть крепче стали, а могут в одно мгновение разорваться в клочья? Нет. Всё не то. Я так страстно желал увидеть своего отца, но теперь, когда мы стоим друг напротив друга, не могу подобрать слова. Даже для того, чтобы съязвить или выругаться.
— Тебя ждут наверху, милая, — небрежно сообщает отец, и Магрит, отдавая себе отчёт в том, что это не более чем предлог, покорно кивает, оставляя нас наедине друг с другом.
Повисает тишина. Тягостная и тоскливая. Зачем ты пришёл? Чтобы добить меня? Так не медли, наноси свой удар! Я не буду подставлять щит, не буду парировать: уходить, так уходить. Только не трать моё время: у меня каждая минута наперечёт.
И он словно чувствует мою досаду:
— Ты узнал ответ на свой вопрос?
— Да. Но только на первый.
— Есть ещё и второй? — Левая бровь вздрогнула, но не посмела нарушить заданную линию.
— Есть. Возможно, будет и третий.
—
— Совсем чуть-чуть, — улыбаюсь, с трудом сдерживая раздражение. — Сможешь ответить?
— Пока не слышу ни одного.
— О, за этим дело не станет! Скажи, зачем ты полез за мной в Купель?
Тёмные глаза щурятся, пряча в своей глубине непонятные чувства.
— Это тебя волнует?
— Это меня занимает.
— Думаю, ты знаешь достаточно, чтобы самому догадаться о причинах.
— О причинах общественных — да. Но мне хотелось бы ознакомиться и с личными.
— Личными? — голос отца дрогнул очень похоже на смешок. — Уверен, что у меня были таковые?
— Непременно. Иначе грязную работу выполнял бы кто-то другой. Или у остальных духа не хватило? Испугались, что я утащу их за собой?
— А ты бы не утащил?
Честно признаюсь:
— Я бы ещё подумал.
— Вот поэтому другие и не решились.
— А ты решился. На что рассчитывал?
Отец прислонился к дверному косяку и скрестил руки на груди.
— У меня был шанс.
— Какой?
— Поскольку в тебе всё же течёт кровь Элрит, была вероятность того, что ты поступишь правильно, а не так, как хочет твоя левая пятка.
— Мои пятки обычно ничего не хотят, — обижаюсь, а он невинным тоном интересуется:
— Не хотят даже, чтобы с них сняли обувь после долгой дороги?
Забавно. Отец с Домом Крадущихся не состоит в родстве ни в малейшей мере, а такое впечатление, что детство и юность провёл, тесно общаясь с тётушкой Тилли. Впрочем, может, и провёл: должен же он был где-то познакомиться со своей будущей супругой?
— Оставим в покое части моего тела и поговорим о делах духовных. Или точнее, душевных. Допустим, ты знал то, что не принимали на веру другие. Замечательно. Но должно было быть что-то ещё. Что-то, перевесившее страх смерти и доводы разума.
— Ты, правда, хочешь это услышать?
— Скорее, НЕ хочу. Но, похоже, должен.
Теперь он усмехается, не таясь.
— Именно это качество Эли заставляло меня скрипеть зубами от злости и задыхаться от восхищения.
— Какое?
— Понимание того, что настоящее лекарство всегда горчит.
Боги, как он это сказал! В сухом и холодном голосе за один вдох расцвели и увяли самые невероятные краски, самые тёплые чувства, которые только можно себе представить. Нет, мои родители не просто любили. Они обожали даже самые нелепые и неприятные недостатки друг друга. И по моей вине всё... кончилось. Постойте, но разве я в чём-то виноват?!
— Итак?
— Я не мог позволить, чтобы её жертва пропала даром.
Жертва, значит? Вот как обо мне думаешь? Обидно. Впрочем, ты имеешь право думать и чувствовать, как пожелаешь. Но я обладаю таким же правом, и не позволю забыть об этом. Ни себе, ни остальным.
— Ну почему же даром? Несколько лет относительного спокойствия я вам обеспечил. Успели размножиться-то? Судя по тому, что упорно загоняете меня в угол, не успели. Наверное, разучились, за столько-то лет!
— Твоя язвительность неуместна, — замечает отец, но делает это настолько равнодушно, что только больше раззадоривает меня: