Отрешенные люди

Софронов Вячеслав

– Позвольте, сударь,- вскочил в свою очередь и Шлезинг, - по какому праву такие слова изволите говорить?!
– перешел он на "вы", обращаясь к Ивану.
– Вам такого права никто не давал!

– А тебе кто его дал, право честных людей оскорблять?!
– кричал, не помня себя, Иван, размахивая от возбуждения руками в воздухе.

– Успокойтесь, господа, прошу вас, - встал меж ними растерявшийся Петр Карлович, - не надо шуметь...
– - В кабинет в самом деле начали заглядывать любопытствующие, и Шлезинг чуть поостыл, поправил ворот рубахи, опустился на место.

– Дело нешуточное, милостивый государь, - проговорил он уже ровным голосом, -

по вашему ходатайству к проверке привезенных вами образцов были привлечены многие служители, а это немалые деньги. И что мы видим в конечном итоге? Никаких, даже малейших, признаков серебра...

– Почему тогда у Ломоносова серебро в пробах оказалось?
– опять соскочил с лавки Иван, все еще не веря тому, что он слышит.
– Он нашел серебро, а вы - нет. Как это понимать?

– Как хотите, так и понимайте, - сухо ответил Шлезинг.
– То уже не наше дело, с академиком Ломоносовым разбираться.

– В горном деле всяческие казусы бывают. Вот, помнится, года три назад из Карелии нам руду привезли, якобы с наличием золота. А проверили, оказалось совсем иное,- высказал свое мнение Петр Карлович.

– Да-с, - поддакнул лысый бергпробирер,- тут всякое быть может.

– Что значит всякое?
– не желал мириться с услышанным Зубарев. Требую, чтоб сызнова опыты те проделали. Не может такого быть, чтоб в моей руде серебра не оказалось вовсе.

– Слышите, он требует, - желчно усмехнулся Шлезинг.
– Да кто вы такой будете, сударь, чтоб требовать?

– Я матушке-императрице прошение подавал!

– И что с того? Мы ее распоряжение выполнили, произвели пробы, а результаты самые плачевные - серебром в вашей руде и не пахнет. Потому нами теперь решено провести следствие по делу о преднамеренном введении в заблуждение нашей коллегии. Посему попрошу отвечать на вопросы четко и по существу.

– Что еще за следствие?
– словно не понимая, что ему говорят, повел головой по сторонам Зубарев.
– В чем вина моя?

– Это мы и желаем выяснить. Так кто направил вас в башкирские земли для сбора пустой породы? Вы слышите меня?
– повторил вопрос статский советник, чуть прищелкивая сухими желтоватыми пальцами.

– Не глухой, поди, слышу. Только отвечать не желаю.

– Тогда придется передать дело полицмейстеру, поскольку вы не хотите откровенно рассказать все. Вы этого желаете?
– осведомился Шлезинг.- Нам недолго передать вас в руки полиции. Эй, человек, - позвонил он в колокольчик.

– Меня?! В полицию?! За что?! По какому праву?!
– вскричал Иван и шагнул к столу, сжав кулаки.

– Отвечайте на наши вопросы, а то...

– А то что? Думаешь, напугаешь меня своими немецкими штучками?
– Иван перегнулся через стол и попытался ухватить за грудь ненавистного ему советника, но тот отстранился назад, вдавив туловище в спинку кресла.
– На, получай, гадина!
– и с этими словами Иван ухватил бронзовую чернильницу с орлом на крышке и запустил ею в побледневшего немца. Брызнули чернила, советник истошно заорал, схватившись за лицо, на Зубарева набросились лысый служитель и растерявшийся Петр Карлович, пытаясь оттащить его от стола. Но Иван легко стряхнул их с себя и врезал кулаком в лицо бергпробиреру, который вызывал в нем мерзостное отвращение своими вкрадчивыми манерами и угодничеством. Тот тихо взвизгнул и рухнул во весь рост на пол. Петр Карлович в ужасе смотрел на все происходящее, широко открыв рот, и мелкими шажками засеменил к двери, в коридор. В кабинет тут же заскочили невесть откуда взявшиеся два солдата с ружьями, видно, советник, или успел послать за ними

заранее, или вызвал кто другой, но их появление весьма удивило Зубарева. Один из солдат без лишних слов саданул его в грудь прикладом, а когда он согнулся от боли пополам, добавил и по загривку.

– В участок его ведите! В участок!
– выл со своего места Шлезинг.Пусть ему там плетей всыплют, на дыбу подвесят. Я тебя в Сибирь, на каторгу упеку!

Разогнувшись, Иван поглядел на него и, несмотря на боль, чуть не прыснул со смеху: лицо советника было все залито чернилами, кроме несуразного носа, из которого сочилась обильно кровь, которую он пытался унять, прикладывая ладонь. Лысый бергпробирер лежал, распластавшись, на полу и слегка постанывал.

– Ага, долго теперича будете меня вспоминать, - уже без всякой злобы проговорил Иван, - ведите, ребята, Ивана Зубарева, куда положено, обратился к солдатам, - на вас обиды не держу, служба у вас собачья: на кого велено, на того и тявкай. Только я бы на вашем месте немцам этим в жизни бы служить не смог.

– Но-но, не балуй, - подтолкнул его усатый солдат, - айда вперед. Да не вздумай от нас сбежать, а то уговаривать не стану. Стрельну - и пиши пропало...

Ивана привели в полицейский участок, где закрыли в караульном помещении вместе с какими-то бродягами и иными подозрительными оборванцами. На допрос вызвали лишь на следующий день, подробно все записали и перевели из участка в центральный острог, в темный полуподвал, где в тот же вечер кузнец прочно заковал его в ножные кандалы.

Лежа на соломе, Иван соображал, как можно выбраться отсюда, и решил, что без посторонней помощи ему это будет не под силу. Вспомнил о братьях Корнильевых, что не раз выручали, о поручике Кураеве, о графе Гендрикове, с которым познакомился год назад в Москве. Гаврила Андреевич должен был скоро вернуться из своей поездки, но как известить его? Может, он найдет способ помочь ему?

– В кости играть с нами станешь?
– окликнул Зубарева угрюмого вида детина, заросший бородой до самых глаз.

– На что играть станем?
– откликнулся Иван.

– Само собой, на интерес,- ответил, хмыкнув, тот.
– У тебя деньги есть?

– Откуда?
– соврал Иван, хотя деньги у него были припрятаны, зашитые в подкладку кафтана. В участке его особо не обыскивали, а потому он надеялся с помощью денег передать весточку на волю тому же Кураеву, если выпадет такой случай.
– Нет денег.

– Тогда из одежи что-нибудь ставь. Вон шапка у тебя, кушак есть, предложил детина.

– Как тебя звать?
– поинтересовался Иван, кидая перед собой лисью шапку, что мать справила ему всего лишь год назад.

– Вавила, - отозвался тот, ощупывая шапку.
– А тебя? Будь по-твоему, Ванюша, - сунул он руку за пазуху, когда Зубарев назвал свое имя, - ставлю против твоей шапки шмат сала, - и плюхнул на солому увесистый кусок сала. Согласен?

– Как же я без шапки буду, коль проиграю вдруг?
– поцарапал в затылке Иван под дружный смех сидевших вокруг других арестантов.

– Как раньше жил, так и дальше станешь, - отвечали ему.

– А может, сало у Вавилы выиграешь. Тогда и с шапкой будешь, и сальцем нас угостишь.

– Так будешь играть али как?
– Вавила уже держал в руках деревянный стаканчик и потряхивал им, прислушиваясь, как погромыхивают внутри игральные кости.

– Давай, мечи, - хлопнул в ладоши Иван.
– Где наша не пропадала!

Вавила выкинул кости, сосчитал, протянул стаканчик Зубареву. Тот долго тряс им, кинул на солому. Выходило на два очка больше, чем у его противника.