Отрешенные люди

Софронов Вячеслав

– Ой, - вздохнул дородный банщик, которому явно не терпелось поскорее избавиться от назойливого посетителя, не поднимая особого шума, - дам тебе чем прикрыться, доберешься до дому, а там оденешь чего есть, - и с этими словами достал из огромного сундука старую, всю в заплатах, рубаху, длиной ниже колена, - вот, прими, чем богаты.

– Да как я в ней пойду-то?
– возмутился Иван.
– От меня кони шарахаться станут.

– Больше дать нечего, - развел руками банщик, - и эту тебе еще потом вернуть придется, держим на случай покражи.

– У тебя из-под носа мою одежу увели, а ты еще требуешь эту хламиду обратно вернуть!
– заорал Иван, но сам уже накинул

пахнущую чужим потом рубаху на себя и направился к выходу.

– Рубаху-то верни, - крикнул ему вслед банщик, - а то хозяин мне накостыляет!

– И правильно сделает, - усмехнулся Иван и прямиком направился в сторону полицейского участка под удивленными взорами мужиков, отдыхающих на лавочках у бани.

В полиции его внимательно выслушали, но по лицу офицера, что сидел в отдельном кабинете, куда провели Ивана, трудно было понять, верит ли он ему или сейчас кликнет палача с плетью. Наконец, когда Иван пояснил, что он купец из Москвы, приехал сюда с обозом пеньки, все распродал, товарищи его уехали, а он остался по своим делам, и вот... обокрали, и как быть теперь не знает. Наконец, офицер спросил его недоверчиво:

– Имя и прозвание как твое?

– Иван Сидоров, - без запинки ответил Ванька, не моргнув глазом.

– Ладно, дадим тебе старый кафтан, и велю воров поискать. Да только тут, на ярмарке, такое творится... вряд ли порты твои сыщем когда.

– Мне бы пачпорт, - почтительно наклонившись, попросил Иван.

– Дадим и паспорт, - поморщился офицер.
– Скажи моему подьячему, что в соседней комнате сидит, чтоб выписал с твоих слов, что положено.

– Премного благодарны, - склонился Иван в поклоне и вышмыгнул в приемную, и едва поднял глаза, как увидел того самого солдата, что день назад вел его в нужник, откуда он благополучно сбежал.

10.

... Да, и в тот раз судьба дала ему возможность уйти, вывернуться, не попасть в очередной раз в кутузку, а потом под суд: караульный солдат не обратил на него никакого внимания. Может, не признал в драной рубахе, а может, занят был чем иным, потому как лишь скользнув равнодушным взглядом по нему, вышел вон. Подьячий с ивановых слов выписал паспорт, тиснул печать. Без лишних слов поставил свою закорючку и ленивый полковник. И все! Он свободен! Через каких-то полчаса он был на старой квартире, где спрятал под порогом свою долю от армянской добычи, быстрехонько купил себе новый кафтан, сапоги, кушак и шапку и с рваной рубахой в руках направился было к торговой бане, намереваясь забрать одежду, да вовремя остановился - за несколько саженей от нее, увидев на крыльце трех драгун с ружьями. Кто его знает, мыться ли они пришли или по иной надобности. А потому круто повернул, сунув на ходу рваную рубаху какому-то нищему, и через четверть часа уже стоял на главном выезде с ярмарки, и вскоре был посажен на воз владимирскими мужиками, навеселе возвращающимися домой. Так, пересаживаясь с воза на воз, с телеги на телегу, он к концу третьей недели добрался обратно в Москву, и с новым паспортом на имя Ивана Сидорова снял чистенькую комнатку у солдатской вдовы, что пускала к себе постояльцев и за небольшую плату готовила им обед.

Более месяца Иван почти не выходил из опрятной комнатки, сказавшись больным, мол, простудился в дороге. Солдатке было не до него: она подрабатывала тем, что вязала на продажу кружева, бралась шить соседям нехитрую одежку да каждый вечер отправлялась к подружкам "на беседу", исправно сообщая об этом Ивану.

Вот за тот месяц, о многом передумав, он и решил, что надо как-то иначе входить в жизнь, что-то менять, переделывать. Для начала он решил

жениться или завести хозяйку, которую если и не полюбит, то хотя бы будет питать к ней какие-то чувства, привязанность. Он несколько раз прохаживался по улицам, пытаясь заговорить то с одной, то с другой девкой, но все они, стрельнув в его сторону глазами, спешили мимо, не обронив ни словечка. И вот как-то возле церкви Параскевы Пятницы он увидел молодушку, идущую от торговой площади в сопровождении кухарки или работницы. Была та девка среднего роста и с необыкновенно рыжими косами и такими же веснушками на щеках, с синими, как полуденное небо, глазищами. Ванька прикинулся, будто заблудился, приезжий, и почтительно спросил девушку и ее спутницу:

– Подскажите, хорошие мои, как мне дом купца Семухина найти?
– Он не знал, есть ли такой купец во всей Москве, да и вряд ли, если был, жил на этой самой улочке, а потому очень удивился, когда девушка ответила:

– Идите за нами вслед, он через два дома от нас проживает...
– и хотела еще что-то добавить, но спутница ее с суровым прищуром серых глаз резко сказала:

– Сколь раз тебе, Зинаида, велено не заговаривать с незнакомыми людями на улице.

– Так он ведь, тетя Полина, спросил, как пройти... Заблудился, поди.

– Именно. Блудят тут всякие, - строго одернула тетка девушку, и они быстро пошли прочь. Но Иван, ободренный ответом, быстро нагнал их и предложил.

– Давайте, бабоньки, подсоблю малость, - потянулся к тяжелой корзине, которую несла в правой руке строгая Полина. Но та столь злобно сверкнула глазами в его сторону, что он даже шаг замедлил.

– Иди, иди, парень, своей дорогой, не на таковских наскочил.

– Ой, какие мы строгие, - засмеялся Иван и в несколько прыжков обогнал женщин, и подмигнул девушке, - страшен я, что ли? Я к вам со всем почтением, а вы покусать готовы, не по-христиански как-то.

– Тетенька не велит мне со всякими разговаривать, - смущенно отвечала девушка, но от Ивана не укрылось, как она оглядела его и быстро отвела глаза.

– А я не всякий. Может, я твой суженый и есть. Что скажешь, красавица?

– Много вас тут шляется суженых-ряженых, - фыркнула тетка, но что-то изменилось в ее голосе, и Иван решил усилить натиск, прикидывая, хватит ли ему времени разговорить девушку, пока они идут до их дома.

– Знаете, зачем я к купцу Семухину иду? А вот и не знаете. Хочу дом его сторговать да для себя купить, - самозабвенно врал он.

– Это у Павла Владимировича дом-то купить?!
– ахнула девушка.
– Да он, вроде как, не собирался продавать его...

– Хорошую цену дам, то и слова не скажет поперек, мигом съедет. Вот и стану тогда вашим соседушкой, будем в гости хаживать, чаи распивать.

– Не позвали еще молодца на чай, а он уж торопится, - ответила тетка Полина, но уже не так враждебно, как прежде.

– Вы не позовете, так я вас всех на новоселье созову, славно и погуляем, песни попоем. Я и сам слагать песни могу, - похвастался Иван.

– Сам? Песни?
– не поверила Зинаида.
– Врешь, поди.

– Да чтоб мне на этом самом месте насквозь провалиться и белого света вовек не увидать, - перекрестился Иван и открыл было рот, приготовившись затянуть, да только тетка Полина кышкнула на него:

– Ты и в самом деле собрался, что ли, песни орать посредь улицы? Совсем ополоумел?! Стыда никакого не стало, - и еще быстрее потащила девушку за собой, а та успела лишь махнуть рукой и указать:

– Вон дом Павла Владимировича Семухина, - и они быстро юркнули в калитку больших тесовых крашеных охрой ворот, оставив Ивана одного.