Отрезок пути
Шрифт:
Глава 39. Никакой трагедии
Как ни странно, постепенно Кэрроу слегка успокоились. Конечно, чуда не произошло, белыми и пушистыми они не стали, однако, по сравнению с тем, что творилось совсем недавно, мы, можно сказать, блаженствуем. Все-таки быстро человек ко всему привыкает. На пятом курсе мы психовали из-за этих глупых декретов Амбридж и никак не могли поверить, что сотрудник Министерства способен применить Непростительное заклятие, а сейчас радуемся тому, что за неделю от Круциатуса пострадало только трое из нас, а не все поголовно.
Страшно это, если задуматься. Ладно, мы, – мы взрослые люди, и сумеем с этим справиться, а как насчет малышей? Как весь этот ужас отразится
Снейп… Страшно представить, что было бы с нами, если бы он действительно был слугой Волдеморта! Мне кажется, у нас не было бы никаких шансов. Быть может, я утрирую, но ведь он делает для нас столько, сколько не делает никто. В том числе, для Гарри, который, между прочим, еще до смерти Дамблдора ненавидел его лютой ненавистью! Я не склонен к злорадству, но мне очень хочется посмотреть на выражение лица нашего Избранного, когда он узнает правду. Уверен, ему станет стыдно.
А сейчас стыдно мне. Только совсем по другой причине. Мне ужасно стыдно за то, что произошло три дня назад. На маггловедении Алекто опять «порадовала» меня очередным темным заклятием. Снейп говорил, что Темный Лорд категорически запретил нас убивать и серьезно калечить, однако, когда речь заходит обо мне, она, очевидно, напрочь об этом забывает.
Результатом происшествия на уроке на сей раз стала парализованная правая рука. Причем, не просто парализованная – она еще и дико болела. А вот двигать ей я не мог. Совсем. Наученный горьким опытом, я убедил наших, что все в порядке, что чувствительность возвращается, и мне просто нужно ее немного разработать, а сам спрятался в укромном местечке и вызвал Лауди. Умный эльф, выслушав мое сообщение, немедленно отправился к Снейпу.
Через несколько минут он пришел за мной и устроил целое представление на случай, если нас кто-то слышит. По завершении этого представления я, естественно, отправился вместе с ним на отработку.
От Снейпа я узнал, что ничего опасного для жизни на сей раз со мной не сотворили, однако разбираться с проблемой нужно. Собственно, выяснилось, что паралич пройдет через несколько часов, но рука при этом будет болеть по-настоящему невыносимо. Ничего смертельного, конечно, но перспектива орать и корчиться от боли, особенно в присутствии ребят, как-то совершенно не прельщает. Поэтому Снейп, собственно, даже моего мнения не спрашивал – сразу велел снять мантию и закатать рукав рубашки.
Снимать мантию одной рукой, тем более, левой, очень неудобно, и Снейпу пришлось мне помогать. Хоть рука и начинала болеть все сильней, от его близости меня бросило в жар. И рукав он мне тоже сам закатывал. Поначалу я не чувствовал его прикосновений, но потом…
Потом он начал растирать мою руку каким-то густым и одуряюще пахнущим зельем. Мы сидели на диване почти вплотную друг к другу. Он говорил что-то, но я никак не мог сосредоточиться и вникнуть в смысл его слов. Отвечал односложно и, наверное, невпопад. По мере того, как боль отступала, а чувствительность возвращалась, становилось все хуже. Потому что появилась эрекция. Мерлин, даже в Выручай-комнате она была значительно уместней! Я закинул ногу на ногу и изо всех сил старался думать о том, что может меня хоть как-то отвлечь: о Кэрроу, о Филче, о троллях, о трансфигурации, о Крэббе, об Амбридж, о женском туалете – ничего не помогало. Щеки горели огнем, а дышать становилось все труднее. Снейп растирал мою руку зельем, а я, как завороженный, следил за движениями его узких белых ладоней и не мог не представлять, как эти ладони скользят по моему члену, сжимают, ласкают и заставляют
Когда он закончил, я, пробормотав что-то нечленораздельное, вылетел из кабинета и помчался в ближайший туалет, где кончил, едва прикоснувшись к члену, и выдыхая его имя…
А потом стоял там и ругал себя последними словами за чрезмерную возбудимость и неосмотрительность. Потому что дрочить в туалете – это нормально, дрочить на директора школы – это странно, но простительно, а вот дрочить на директора, который, согласно общественному мнению, является преданным слугой Волдеморта, – это для студента Гриффиндора совершенно недопустимо.
И как теперь смотреть в глаза Снейпу, я не знаю. Заметил он или нет? После этого мы связывались через Лауди, но ведь не могу же я такие вещи через эльфа узнавать!
Есть еще один момент… Сейчас я об этом все время думаю. Ведь, по сути, я и сам мог эту несчастную руку обработать. Под его контролем, в соответствии с его указаниями, но мог. Тем более хоть я и правша, левая рука у меня достаточно неплохо работает. Ему не обязательно было ко мне прикасаться. И, тем не менее, он это делал. Почему? Может, мне следовало спросить его об этом? Думаю, он ответил бы, что хочет быть уверен в том, что зелье нанесено так, как необходимо… Только правда ли это? Да и с чего я вообще взял, будто знаю, каким был бы его ответ?
Как-то глупо это все. Мы все сейчас в сложном положении. Мне полагается думать о сопротивлении, о борьбе, о том, как ребят защитить, а не о таких вещах. Но что я могу с этим поделать? Я все-таки человек. Мне, черт возьми, семнадцать лет! И гормонам никак не объяснить, что мне сейчас не до их буйства.
Помню, до того, как все это началось, я хотел в оставшееся до окончания школы время понаблюдать за Снейпом. В принципе, никто не мешает мне это делать. Вот только… кто знает, чем все это закончится? В любой момент Кэрроу может не рассчитать сил и отправить меня к праотцам. Я не боюсь смерти. Но я хочу получить от жизни хоть что-то прежде, чем это произойдет. А Снейп… у него ситуация еще хуже. Если Волдеморт узнает, кому он на самом деле помогает, то убьет, не задумываясь. И я сомневаюсь, что это будет Авада. А если никто ничего не узнает, то его может убить кто-то из наших…
Думать о том, что он может умереть, безумно страшно. Меня даже вероятность собственной смерти так не пугает. Но глупо отрицать очевидное. Он по лезвию ходит. И даже наше с ним общение – это страшный риск. И он пошел на этот риск, хотя, по сути, логичней было бы стереть мне память. Почему? Быть может, чисто по-человечески, ему хотелось, чтобы кто-то догадался, поэтому он неосознанно дал мне шанс это сделать? Именно мне. И не выгнал.
Может, я, в каком-то смысле, тоже ему нужен? Хм… ну, в каком-то точно нужен. Вот только в каком? Набраться бы храбрости и поговорить с ним об этом! Смешно. Теперь-то я понимаю, почему Тонкс решила выяснить отношения с Люпином буквально через пару минут после смерти Дамблдора. Тогда мне казалось, что это неуместно. Нет. Дело в другом. Мы все рискуем, и никакого «потом» может просто не быть. Его и в обычной жизни может не быть, а уж сейчас…
Мне обязательно нужно с ним поговорить! И если выяснится, что я ему неинтересен, то я смогу с этим смириться. Не маленький. Но, по крайней мере, я буду знать, что пытался. Сделал все, что мог, а не сидел, сложа руки, в ожидании, что все само разрешится. Именно так.
– Невилл, у тебя такой решительный вид, будто ты точно знаешь, как выгнать из школы Пожирателей смерти, – замечает Джинни, устраиваясь на подлокотнике кресла, в котором я предаюсь размышлениям.
– Знаю, – киваю я. – Только у меня нет настоящей Альенаты.