Отрезок пути

Iris Black

Снейпа я с тех пор не видел. Ну, то есть видел, конечно, в Большом зале, но не разговаривал и в кабинет к нему не приходил. Сам идти боюсь, а он меня не вызывает. Да и прошло-то всего пять дней, в принципе, и повода пока не было. Хотя за такой срок можно и десяток взысканий заработать. Видимо, у нас сейчас затишье перед бурей. По-другому в этой школе теперь не бывает – любое спокойствие обманчиво.

Все эти дни я постоянно думаю об этом, с позволения сказать, разговоре. Поначалу Снейп явно веселился. По сути, побочный эффект действительно забавный, так что это неудивительно. Когда я начал засыпать его комплиментами, он занервничал. А когда дело дошло до намека на мои эротические фантазии, вообще перестал на меня смотреть. И наотрез

отказался обсуждать случившееся… То есть нет, не так. Он отказался обсуждать то, что я вытворял под действием этого зелья… как его там?.. а, точно, зелье Бекха. В словах Снейпа всегда есть какой-то скрытый смысл. Если подумать, получается, что не будь этого зелья, против обсуждения он бы ничего не имел…

Может, так оно и есть? Ведь побочный эффект заставляет говорить не правду, а то, что взбредет в голову. А взбрести в нее может все, что угодно. Откуда Снейп может знать, что это был не сиюминутный порыв? Я ведь еще и извиняться сразу же начал. Возможно, он подумал, что у меня просто гормоны заиграли. В конце концов, мне семнадцать, а он единственный представитель мужского пола в этой школе, которому известно о моей ориентации. Да и вообще – может, он решил, что я бы на любого мужчину набросился, и дело вовсе не в нем? Если я прав, то нужно просто повторить все это безо всяких зелий, и тогда он поймет, что действительно мне нравится. Вот только он меня не вызывает, а если я начну нарываться на отработку, это может плохо кончиться.

На следующий день я решаю плюнуть на все и просто пойти к нему. Если никто не видел, как он меня вызывает или назначает взыскание, это еще не значит, что он не вызывал и не назначал. После ужина ребята занимаются уроками, и я, улучив момент, покидаю безопасную гостиную и отправляюсь в кабинет директора. Мне даже удается добраться без приключений, что само по себе уже можно назвать хорошим знаком.

– Что-нибудь случилось, Лонгботтом? – с едва заметной тревогой спрашивает Снейп, когда я захожу в кабинет.

– В каком-то смысле, сэр, – уклончиво отвечаю я.

Он смотрит на меня подозрительно, но в гостиную все-таки приглашает. Останавливается возле стола, скрещивает руки на груди и требует:

– Говорите!

– Пожалуйста, пообещайте, что не будете перебивать меня, сэр, и дослушаете до конца, – прошу я.

– Лонгботтом…

– До конца, сэр!

– Хорошо, – раздраженно соглашается он. – Говорите уже!

Я набираю в грудь побольше воздуха.

– В прошлый раз вы сказали, что не желаете обсуждать то, что я делал под действием зелья Бекха. Это вполне понятно, поскольку глупо придавать значение бессмысленной болтовне. Конечно, если бы не это зелье, я бы вряд ли вам все это сказал. Однако есть один нюанс… Сэр, вы обещали! – напоминаю я, увидев, что он явно собирается меня перебить. – Сейчас никакие зелья на меня не действуют. Я даже сливочное пиво не пил. Поэтому то, что я вам скажу, вряд ли можно объяснить сиюминутной прихотью.

– Послушайте, Лонгботтом, все это, конечно, необычайно увлекательно, однако…

– Нет, это вы послушайте, профессор! – я слегка повышаю голос. – Мне действительно нравится ваше чувство юмора, и я действительно считаю вас замечательным человеком. У вас невероятные глаза и очень красивые руки, а ваша необычная для зельевара привычка просто сводит меня с ума. Я действительно могу наблюдать за вами часами и постоянно думаю о вас. Я действительно считаю вас красивым, а в моих снах вы обосновались настолько прочно, что мне уже сложно представить, какими они были, когда вас там не было. Все так. В связи с этим…

Что «в связи с этим», я не знаю, поэтому не говорю больше, а просто пересекаю комнату, подхожу к нему вплотную и целую в сомкнутые губы. История повторяется. Я целую его, а он не реагирует. Проходит несколько долгих секунд – настолько долгих, что я уже начинаю мысленно умолять его сделать хоть что-нибудь, когда его руки вновь ложатся на мои плечи.

Только

на сей раз он не трясет меня, а резко притягивает к себе. И отвечает на поцелуй. Да не просто отвечает, а перехватывает инициативу. Я не возражаю. Так даже лучше. В точности, как во сне, он запускает руку в мои волосы, пропускает их между пальцами. Но это не сон, это действительно происходит, и я просто не могу поверить своему счастью. Его губы жесткие и требовательные, и он явно знает, что делает. Горячий умелый язык переплетается с моим, скользит по зубам и деснам, и у меня вырывается приглушенный стон. Мне хочется, чтобы это длилось вечно. Вся кровь приливает к члену, и связь с реальностью быстро теряется. Он прижимает меня к себе еще сильней, и я чувствую, что он тоже возбужден. Значит, я не ошибся. От этой мысли мне становится жарко, а руки сами тянутся к пуговицам на его мантии.

Внезапно все заканчивается. Он вдруг отталкивает меня и отступает на шаг. В первую секунду я просто не могу понять, что произошло. Он смотрит на меня так сердито, будто я сделал что-то плохое, и снова скрещивает руки на груди. Вот только влажные припухшие губы сводят на нет все впечатление от эффектной позы.

– Уходите, Лонгботтом, – его голос звучит как-то странно.

– Но…

– Убирайтесь немедленно, пока я вас не вышвырнул! – яростно выплевывает он, сверкая глазами.

Я не решаюсь спорить, поспешно выхожу из гостиной и, торопливо попрощавшись с директорами, покидаю кабинет.

По правде говоря, я даже не очень удивлен. Примерно такой реакции и следовало ожидать. Было бы странно, если бы он сразу принял происходящее как должное. В конце концов, он директор школы, а я – студент, пусть и совершеннолетний. Это не только правилам Хогвартса противоречит, но и морально-этическим нормам. Да и вообще… он всегда такой закрытый, невозмутимый – думаю, все это для него нелегко. Но он тоже хочет меня, я чувствую.

Очевидно, что я просто должен дать ему время. Проблема в том, что как раз времени у нас нет. Точнее, неизвестно, есть ли оно. Быть может, у нас обоих еще целая жизнь впереди, а может, – два-три месяца. И я не хочу ничего упускать. Поэтому пусть он не думает, что на этом все закончилось. Я еще вернусь. Но хотя бы немного выждать придется.

Следующая неделя тянется месяца три. Во всяком случае, по моим ощущениям. Каждый день я спрашиваю себя, не пора ли снова попытаться поговорить с ним, и каждый день даю на этот вопрос отрицательный ответ. Если я потороплюсь, то время ожидания увеличится раза в два, это точно. Но если я останусь с ним наедине, у меня вряд ли получится сделать вид, будто ничего не происходит.

Поэтому всю неделю я стараюсь не нарываться и ни с кем не связываться. Если ребят и удивляет мое поведение, то виду они не подают. Мне кажется, они думают, что я просто немного устал от всех этих отработок и сочувственно относятся к желанию хоть несколько дней прожить без них. Есть, конечно, и еще одна причина. Мне ужасно не нравится то, что ему приходится рисковать, вытаскивая меня из очередного дерьма, и тратить силы, приводя меня в порядок, если я в это дерьмо все-таки вляпаюсь. Он ведь переживает – не только за меня – за нас всех, но именно со мной больше всего возни. А я не хочу быть обузой. Поэтому помалкиваю.

Но это тяжело. Кэрроу привыкли, что я им возражаю. Я и сам привык, тем более всех остальных это воодушевляет. Гарри тоже так делал. А наши так называемые преподаватели не понимают, почему я молчу, и изо всех сил стараются меня достать. Чтобы было к чему придраться для назначения экзекуций, которые у нас почему-то называются взысканиями.

Вот и сегодня на маггловедении Алекто бродит вокруг меня, как гиена вокруг умирающего. Умирать я не тороплюсь, поэтому бесится она страшно. Я молчу, Симус, Лаванда и Парвати неосознанно следуют моему примеру и тоже сидят спокойно. Кэрроу такая невозмутимость совсем не радует, поэтому она, чтобы достать нас, решает пройтись по Гермионе.