Отрезок пути
Шрифт:
Вконец отчаявшись, я отшвыриваю книгу в сторону.
– Что, довольна? – свирепо спрашиваю я. – Ждешь, когда я начну глодать собственные пальцы?
Естественно, реакции на мой выпад не следует.
– Что такого плохого я тебе сделал, скажи на милость?
Умом я понимаю, что все эти претензии попахивают маразмом, но меня уже несет.
– Зайдем с другой стороны, – предлагаю я. – Тебя придумал Гриффиндор, правильно? Я – гриффиндорец. Северус даже высказывал предположение, что мы с ним, возможно, родственники. Думаешь,
Не знаю, как насчет Гриффиндора, но судя по реакции, точнее, по отсутствию таковой, Выручай-комнате глубоко наплевать на чье-либо мнение.
– Мне казалось, что мы с тобой неплохо ладим. С чего вдруг ты именно сейчас решила поиздеваться?
Комната, разумеется, не отвечает. Я встаю на ноги и, слегка пошатываясь, прохаживаюсь по ней, насколько позволяют размеры.
– Раньше еда появлялась по первой моей просьбе, – рассуждаю я. – И это при том, что раньше я вполне мог без нее обойтись! Попросить Лауди принести что-нибудь, на кухню заглянуть, да в Большом зале можно было бы пожрать, в конце концов! Ты понимаешь, к чему я клоню?
Ничего не происходит, но я чувствую, что она, в общем, догадывается.
– Раньше я не был здесь заперт и мог выйти, – я многозначительно поднимаю вверх палец. – А сейчас – не могу! Улавливаешь?
Ноль реакции. Я повышаю голос.
– Нет, теоретически могу, конечно. Но сразу же попаду в лапы Пожирателей смерти. А Пожиратели – они именно что пожиратели, а не кормители, – я нервно хихикаю, подумав, что Северус за такой идиотский каламбур снял бы с Гриффиндора пару десятков баллов.
Выручай-комната мою истерику по-прежнему игнорирует.
– Вот и получается, что я должен сидеть здесь, – резюмирую я, – поскольку другого выхода из тебя не предусмотрено. Если бы был, другое дело, конечно, но… А ты меня, подлое создание, кормить отказываешься! Я не могу отсюда выйти, понимаешь ты или нет!!! Не могу! И хотел бы, но…
– А с кем ты разговариваешь? – раздается за спиной мелодичный голосок.
От неожиданности я подпрыгиваю чуть ли не до потолка и резко оборачиваюсь, рефлекторно выхватывая палочку.
С непонятно откуда взявшегося портрета на меня смотрит хорошенькая светловолосая девчушка с яркими голубыми глазами и доброжелательно улыбается. Выглядит она безобидно, поэтому я опускаю палочку, облегченно выдыхая.
– Так с кем ты разговариваешь? – повторяет девочка свой вопрос.
– Ни с кем, просто вслух размышляю, – поспешно отвечаю я. – А кто ты такая? И как сюда попала?
– Я Ариана, – с готовностью отвечает она и вдруг торжествующе хихикает: – Мне всегда казалось, что за портретом должно что-то быть, но Аб считал, что я все придумываю. Теперь-то он возьмет свои слова обратно! В общем, сейчас я вдруг услышала твой голос – ну, и пошла на него. И вот я здесь!
– Ага, – киваю я, пытаясь переварить информацию.
– Ну да!
– А Аб – это…
– Аб – мой самый любимый брат! – заявляет она. – Он замечательный!
Вот в это я, пожалуй, готов поверить. Человеку, который сломал нос нашему покойному директору, не стыдно и руку пожать.
– А тебя как зовут? – с любопытством спрашивает Ариана.
– Невилл… Невилл Лонгботтом.
– О! – ее глаза округляются. – Тебя все ищут, ты знаешь?
– Интуитивно догадываюсь, – усмехаюсь я и с надеждой спрашиваю: – Слушай, а у твоего замечательного брата есть какая-нибудь еда?
Ариана смотрит на меня, как на сумасшедшего.
– Конечно, есть! – восклицает она. – Он ведь хозяин трактира! Ты голодный?
Я энергично киваю.
– Тогда идем со мной!
– А твой брат не будет возражать? – осторожно уточняю я.
– Нет-нет! – она мотает головой. – Он за вас очень беспокоится! Пойдем уже!
– Хорошо…
Я подхожу ближе. Портрет распахивается, словно дверь, и за ним обнаруживается самый настоящий туннель. Я ступаю в него, и портрет закрывается за моей спиной.
Идти приходится довольно долго. Благо земляной пол достаточно тверд, чтобы не проваливались ноги, а по стенам развешаны медные лампы, поэтому недостатка в освещении нет. Туннель то круто опускается, то поворачивается, то поднимается, и к тому времени, когда передо мной, наконец, появляется дверь, я уже тяжело дышу и начинаю спотыкаться. Думаю, свою роль играет и слабость.
Дверь распахивается, и я делаю широкий шаг вперед… Нога соскальзывает с полированной поверхности, и я сваливаюсь с немаленькой высоты, больно ударившись лбом и коленями об пол.
– Я, конечно, слышал о твоей неуклюжести, Лонгботтом, но не думал, что случай настолько запущенный, – раздается надо мной грубый мужской голос.
Морщась от боли, я поднимаю голову. Первый и последний раз я видел этого человека во время собрания в «Кабаньей голове», на пятом курсе. С тех пор он ничуть не изменился – те же неопрятные и спутанные седые волосы, та же всклокоченная борода, то же всем на свете недовольное выражение лица.
– Я не знал, что здесь еще камин, сэр, – виновато бормочу я, пытаясь подняться на ноги.
Наконец, мне это удается, и я усаживаюсь на стул, потирая ушибленные колени. На лбу наверняка шишка вскочит. Будто и без того проблем мало. Дамблдор-младший с интересом разглядывает мою физиономию и сообщает:
– Выглядишь так, словно по тебе гиппогрифы топтались, Лонгботтом!
– Спасибо, вы тоже ничего, – не сдержавшись, бубню я.
– А ты наглый! – одобрительно фыркает он, но тут же серьезнеет: – Тебе нужно выбираться отсюда. Пожиратели ввели комендантский час, но на рассвете Воющие чары снимут, и тогда…