Отрочество
Шрифт:
Половина восьмого… Восемь. Его все нет.
И вот наконец раздается звонок.
От сотен других звонков — от звонка почтальона, молочницы, управдома, подруги и соседки, от звука любого другого звонка — утром, днем и среди ночи она могла бы отличить его звонок. Он ей знаком, как его дыхание, как звук его шагов. Мать умела угадывать по звонку даже то, в каком расположении духа он поднимался по лестнице — веселый, спокойный или встревоженный.
И вот звонок раздался.
Она откинула работу и пошла —
Она сказала (так, для очистки совести):
— Кто там? — и, не дожидаясь ответа, открыла дверь.
Он стоял опустив голову. Глаза у него были усталые, веки воспаленные.
При неверном свете лестничной лампочки мать не столько увидела, сколько почуяла сердцем, что лицо у него заплаканное.
Не говоря ни слова, он бросил пальто, шапку и в калошах прошел в ванную комнату.
Не оборачиваясь, краешком глаза она увидела сквозь плохо притворенную дверь, что он набирает полные горсти воды и плещет себе в лицо. Потом, наклонившись, напился прямо из крана.
И вдруг опять раздался звонок.
Она быстро пошла к двери, отворила.
На пороге стояла какая-то незнакомая пожилая — сет, старая женщина с палкой в руках. Наверно, их новая учительница.
Вместо «здравствуйте» Яковлева сказала учительнице:
— Что случилось? — и пропустила старуху в дверь, чувствуя, что в сердце у нее что-то оборвалось.
— Здравствуйте, — сказала учительница и приветливо улыбнулась Яковлевой.
В эту минуту дверь ванной хлопнула, и Даня, взъерошенный, мокрый, выскочил оттуда.
— Здравствуйте, Даня, — сказала старуха. — Что это с вами? Вы здоровы?
Он ничего не ответил, только посмотрел на нее, пораженный, приоткрыв рот и хлопая глазами. Потом повернулся к матери и сказал чуть слышно:
— Мама, да это же… это Елена Серафимовна!
Мать не знала, кто такая Елена Серафимовна, но увидела его растерянное лицо.
— Входите, садитесь, — печально сказала она, заглядывая в улыбающиеся глаза учительницы. — Не принимайте близко к сердцу. Я уже так привыкла.
Учительница опустилась на сундучок у вешалки и оперлась на палку.
— Но что же такое он сделал? — сдерживая слезы, сказала мать.
— Мама, — прервал он страдальчески, — ты опять за свое… Познакомься, мамочка! (Он никогда и ни при каких обстоятельствах не называл ее «мамочкой».) Познакомься, мамочка. Я же говорю тебе: это Елена Серафимовна, профессор. Ну, из нашего музея, знаешь?
— Профессор!.. — вбирая в себя дыхание, повторила Яковлева. — Профессор!.. Очень приятно… Но как же так? Ты бы хоть предупредил!
Она всплеснула руками. Беспомощно поднялись и упали маленькие темные руки.
Мысль лихорадочно работала. В доме не было ни приличных конфет, ни
— Даня, помоги же снять пальто!
И мать почти бегом пробежала по коридору и распахнула дверь в комнату.
— Антон! — сказала она громким шопотом. — Антон!.. Встречай. Профессор из музея, в котором он занимается. Кажется, там что-то случилось…
Отец едва успел вскочить со стула и запахнуть отвороты домашней куртки, как в комнату, приветливо улыбаясь, вошла Елена Серафимовна.
— Рада случаю познакомиться, — сказала она, протягивая ему руку.
И в комнате на минуту стало тихо. Стало слышно, как тикают часы.
— Очень рад! — разбил тишину хрипловатый голос Яковлева. — Очень, очень рад! — И, чуть наклонивши голову, он обдал Елену Серафимовну взглядом черных огромных глазищ, напоминающих глаза цыгана.
С нескрываемым любопытством она посмотрела в эти глаза, такие похожие на глаза ее питомца, но более добрые, умудренные опытом долгой жизни.
Лицо отца, обтянутое смуглой кожей, было правильно. Удивительно шла к очертанию почти коричневого низкого лба седая грива волос. Она невольно залюбовалась редкой выразительностью этого лица, выдававшего ясность мысли и страстность чувств.
— Надеюсь, он вас не огорчил? — настороженно поглядывая на Даню, спросил отец. — Надеюсь, он…
— Напротив, — быстро сказала Елена Серафимовна. — Мы им очень довольны. Поэтому-то я и пришла. У меня к вам дело…
— Дело? — чуть слышно спросила Яковлева.
— Да, — ответила Елена Серафимовна. — И я решила зайти к вам запросто. Ведь мы соседи… Я не помешала вам?
— Что вы, что вы! — радостно ответил Яковлев-старший. — Он столько о вас рассказывал… Я, знаете ли, под его влиянием сам немного увлекся археологией.
— Ах, так?.. Ну, это мне очень на руку, — смеясь, ответила Елена Серафимовна. — Об этом я и пришла с вами поговорить… И… и, собственно, даже не столько с вами, сколько, признаюсь, с вашей супругой… — Она пристально и вместе бегло взглянула на Яковлеву. — Ваш сын превосходно учится у нас в кружке. Я обещала ему в награду за хорошую успеваемость испросить у вас для него разрешение поехать нынешним летом не в пионерский лагерь, а с нами в археологическую экспедицию…
Елена Серафимовна посмотрела на Даню. Его глаза сияли, рот был полуоткрыт, как будто он не вполне верил, что все это происходит на самом деле.
— Мы иногда берем с собой ребят, — продолжала Елена Серафимовна. — В качестве вспомогательного состава, конечно. Это даст, уверяю вас, со временем хорошие результаты. Такая поездка их развивает, расширяет их кругозор. Иной раз она может определить их будущую профессию… Правда, Даня у нас самый младший. Но он занимается не хуже других, даже лучше многих, и я обещала…