Отродье. Охота на Смерть

Воронов Владимир

— Я тебя умоляю! Это же всё чепуха! Что бы произошло, если бы я его съела?

— Правила нарушать нельзя! Так завещали пращуры, так жили деды, так будут жить наши внуки. Правила нарушать нельзя! У каждого свои правила — чти их.

Настолько продолжительной беседы у них ещё никогда не было. Арина сделала вывод, что Домовой добреет или глупеет от сахара. Решила продолжить игру. Тяжело вздохнула:

— Ох, конечно, Мирон, тебе легко говорить: ты Домовой — для вас человеческие правила не писаны, я вообще сомневаюсь, что у вас есть какие-то правила… А я? После тридцати

замуж уже нельзя — старая дева, красную помаду нельзя — будут считать шлюхой, высокий каблук нельзя — женщина не должна быть выше мужчины, прекословить брату нельзя — потому что он мужчина, а у меня он ещё и идиот, но слова ему не скажешь — нельзя! Всюду: нельзя, нельзя, нельзя! Сил моих нет жить по правилам!

Она печально уронила голову на ладони, успела заметить в глазах Домового намёк на подозрительности, поспешно достала из сумки зефир:

— Вот совсем забыла — кушай на здоровье!

Мирон чуть не подавился слюной, схватил упаковку:

— Не грусти. Я-то думал у вашего народа действительно какие-то жестокие правила, а сейчас как послушал — туфта! И чё ты убиваешься? Вот у монголо-татар бабы вообще ничего не решали: повернул зубами к стенке и пусть себе сопит, — Домовой заржал, так что липкие куски зефира полетели во все стороны. Поперхнулся, долго кашлял, в конце концов, продолжил, — или у вас же на Руси: родится в семье немая припадочная девка, так её сжигали как ведьму, а звали "бесноватой"…

— Мда, родился девочкой терпи… Не то что тебе… Никаких тебе правил! — с завистью покосилась Арина.

Домовой снова заржал:

— Не правда! Я бы с удовольствием с тобой местом своим махнулся! Вы люди — не осознаёте всего, что вам дадено! Не цените! У нас-то как раз правил целый воз и все нерушимые, все табу:

Хозяина уважай,

о бедах предупреждай,

подворье береги,

от волка стереги.

Хозяйке помогай,

в сметану молоко взбивай,

тесто поднимай,

печку разжигай.

Путь врагу в дом закрой,

детям на ночь песню спой.

Никому недолжным будь,

а коль должен — не забудь…

Арина не смогла сдержать триумфа — вот оно, то чего недоставало! Домовой проболтался, выдав свои "правила мироздания", которые нельзя нарушить. Осталось всё хорошо обдумать: как вернее их использовать.

Мирон запоздало осознал, что взболтнул лишнего:

— Чёт я разболтался совсем, а ведь дел невпроворот, — засунул в рот остатки зефира, недоверчиво посмотрел на Арину, которая изобразила на лице выражение величайшей глупости, убежал в сторону стиральных машин.

"Никому не должным будь, а коль должен — не забудь" — повторила она про себя. Эта фраза наверняка значила намного больше, чем казалось, оставалось понять, как её использовать.

3

Прошло не меньше часа. Арина успела сделать небольшую уборку, дважды набрать номер Гиты, дважды услышать: "Абонент не отвечает или…", ещё раз попить чаю и устать. В половине одиннадцатого на лестнице послышались чьи-то быстрые шаги.

Коллеги!

Приветствие застряло в горле — в помещение ворвались два

рослых мужчины в камуфляже с чёрными масками на головах, чёрными автоматами в руках.

— Кто вы? — успела удивиться она, прежде чем первая пуля вылетела из дула.

Каким-то чудом ей удалось вовремя упасть на пол, укрывшись под стойкой посетителей. Стена напротив, где ещё секунду назад была её тень — успела покрыться широкими дырами от пуль. Гипсокартон издавал низкий бухающий звук, взрываясь всё новыми и новыми дырами. Почему-то не было страшно. Хорошо, что стойка оказалась монолитной — отделённой от общего зала, пули застревали в ней, отдаваясь тупыми ударами в спину. Тишина всего за один миг бесследно улетучилась. Прачечную наполнил звон бьющегося стекла, звук тяжёлый падающих предметов, стрекотание автоматов. "Когда же у них кончатся патроны" — подумала Арина, сжимаясь всё сильнее в ненадёжном убежище.

— Чего ты ждёшь? Они нас убьют! — перекрикивая шум, заорал в самое ухо Мирон, выскочивший из угла.

Со стойки упала прострелянная фарфоровая ваза, расколовшись на две половинки.

— А что ты предлагаешь?

Поднятые в воздух бумаги медленно падали на их головы.

— Убей их!

Слева от её лица особенно ловкая пуля почти пробила стойку. Острое стальное ядро хищно высунулось в сантиметре от уха.

— Я никого не убиваю! Я не могу никого убить!

Грохот прокатился по прачечной, дрогнул пол — упала стиральная машина.

— А они могут и хотят! Они нас убьют!

Погасло несколько потолочных лампочек, остальные тревожно замигали.

У визитёров закончились патроны. Во вновь вернувшейся тишине отчётливо слышался лязг металла о металл. Она ярко представила, как неизвестные захватчики достают сменные магазины, вставляют их в оружие, готовятся к новой атаке.

— Думаешь, эта сучка ещё дышит? — спросил низкий прокуренный голос.

— Думаю, скоро перестанет дышать, — ответил второй такой же.

— Я приказываю вам замереть! Приказываю — не шевелитесь! — крикнула Арина продолжая прятаться.

Звуки стихли. Выждав с полминуты, она осторожно выглянула сбоку. Тут же на боковую часть стойки обрушился шкал выстрелов. Не может быть! Она ведь приказала! Раньше приказы не давали сбоев. Впрочем, на людях она экспериментировала не часто.

— Я же говорил! Убей их! Ты даёшь слабый приказ, у них какая-то защита, может медальон, может оберёг… — Домовой вплотную прижался к ней, согревая своим теплом. Его мелко трясло.

— Мирон, но ведь это люди. Надо всё решить мирно!

Мирон обернулся и понимающе посмотрел ей в глаза:

— Решай сама, но они убьют тебя, а я к тебе привязался… У меня давно не было хорошей хозяйки…

Арина прижалась к нему. Будь размером Домовой больше толстой кошки — это вполне сошло бы за дружеское объятие. Стенка за её спиной приняла ещё несколько пуль, издала новый звук — хруст, по ней побежали трещины — времени на размышления не оставалось. Арина зажмурилась, почувствовала покалывание, глубоко вдохнула, приказала:

— Я, Арпеник Ослонян приказываю вам — нападающие, раз и навсегда — УМРИТЕ!