Отродье. Охота на Смерть
Шрифт:
— Вылез значит! — криво ухмыльнулся Прад, — давай знакомиться! Я, Капитан Прад — твой новый хозяин.
Домовой быстро забормотал, всплеснул руками, погрозил кулаком — никто не понял его странных слов.
— Вышел к людям, так и говори по-людски! — оборвал его Прад.
Домовой нахмурился, кашлянул и медленно, выговаривая каждое слово, словно не говорил на русском языке много лет, проворчал:
— Никакой ты мне не хозяин. Вижу тебя как облупленного. Знаю кто ты. Знаю ваше отродье. Не буду тебе служить.
— Как хочешь, но приказам моим ты подчиняться обязан, надеюсь, это ты помнишь?
— Помню… —
Капитан не отреагировал на оскорбление, равнодушно посмотрев в окно:
— Знаешь, я ведь подарок тебе принёс… Но как отдать? Я же и имени твоего не знаю…
— Чё за подарок?
— Да так — волшебная шкатулка… — Прад достал из кармана маленькую чёрную коробочку, покрытую бархатом.
Домовой недоверчиво посмотрел через плечо, повернулся, не спуская глаз со шкатулки:
— Мироном кличут, уже дюжину веков как… Давай подарок!
Арина мысленно сосчитала и ахнула:
— Ему тысяча двести лет?
Прад тоже удивился, аж присвистнул:
— Угу, очень старый Домовой нам достался, они больше трёх столетий не живут…
— Но он совсем не старый!
— Внешность обманчива. Это же нежить — их нельзя мерить нашими мерками. Они стареют наоборот: рождаются стариками, а умирают новорождёнными детьми.
Домовой никак не отреагировал на его слова, — видимо со всем согласился:
— Давай шкатулку!
Прад погладил чёрный бархат на коробочке и как бы невзначай обронил:
— Мирон, ходят слухи, что Предводитель объявился… Расскажешь — отдам.
— Чёртово отродье, ты же сам всё знаешь? Зачем издеваешься? Зачем вызываешь? Приходишь в мой дом, кричишь, плёткой стегаешь — разве так просят помощи?
Взгляд Капитана стал непроницаемым, в голосе зазвенела сталь:
— Мирон, не путай себя и меня — не просил я у тебя помощи… Я задал вопрос, на который мне нужен ответ, плату ты видел.
— Уходи. Забери своих прихвостней, забери безделушку, ничего я тебе не скажу, — Домовой злился, об этом говорили капельки слюны летевшие от него во все стороны, — все правила попраны, все запреты раззапречены! Повезло же с времечком!
Он продолжал бормотать, наращивая темп, но Арина отвлеклась, ей показалось, что по ней что-то ползёт, посмотрела на ногу и тут же истошно закричала — от щиколотки до колена её ногу обвивала чёрная как смоль змея. Змея почувствовала взгляд, посмотрела на неё, показала чёрный раздвоенный язык. Услышав шипение, девушка чуть не потеряла сознания от страха. Земноводные и мыши — два вида существ, которых она не переносила. Она трясла ногой, но хватка змеи становилась крепче. Вот-вот начнётся истерика. Арина обезумевшим взглядом обвела коллег. Странно, но Гита и Вадим и Капитан смотрели на неё с удивлением, лишь Домовой ухмылялся.
Первым догадался, в чём дело Прад:
— Мирон, кончай шутить, прекрати её пугать.
— И пошутить уже вволю нельзя, — обиделся Домовой.
Змея исчезла. Гита подбежала, прижав к себе подругу, успокоительно погладила её по спине. Арине потребовались все силы, чтобы не разреветься от пережитого кошмара. В памяти стоял образ холодной, мерзкой змеи с блестящей чешуёй, равнодушными зелёными глазами и шипение, которое теперь будет преследовать её до конца
— Я не предполагал, что так пойдёт. Мда, давненько мне не доводилось встречаться с мелюзгой. В высотках ведь как — один домовой на подъезд, вот где им вольготно живётся — балуйся сколько хочешь — никто не поймёт, а в старых брошенных домах всё иначе. Квартиранты уехали, Домового не позвали, он злиться, лютует, старую магию вспоминает… Хорошо, что я подстраховался, — Прад подошёл к девушкам выдав каждой по золотому амулету с дыркой по середине, напоминавший какую-то древнюю монету, — это Прыжка — носите её и никто не сможет вас смутить.
— Прыжка, — шёпотом повторил Домовой, — скотина, всё знаешь, так зачем пришёл? Всё же знаешь? Всё знаешь!
Внезапно Мирон с совершенно невероятной для столько неуклюжего тела ловкостью, прыгнул к Капитану, ударил его в грудь плечом и выхватил из рук чёрную шкатулку, которую тот так и не убрал в карман. Нарушая все законы физики, Мирон молнией пронёсся по стене, перепрыгнул на потолок — зажался в дальнем углу.
Прад отчего-то громко захохотал. Все посмотрели на него как на ненормального — поводов для смеха не было. Домовой на потолке бережно гладил бархатную шкатулку, обнюхал её, любовно прижал к заросшей щеке:
— Какая красивая! Давно Мирон не видел красивых вещей… Всё увезли, всё сломали… Дом изгадили… Ненавижу людишек! Какая красивая! — он осторожно приоткрыл шкатулку, заглянул внутрь, скорее всего ничего не увидел, поэтому открыл её полностью, — Ааааа!!! Чёрт!!! ААА!!! — оглушительно заорал Домовой.
Шкатулка выпала из его рук, упала на пол — разбилась. Прад зашёлся истерическим хохотом, даже начал бить рукой по ноге, чтобы остановится. Домовой резко прекратил кричать, по-недоброму уставившись на Капитана.
Арина посмотрела на разбившийся подарок — между щепками тёмной древесины и бархатной тряпкой серебрились осколки зеркала.
— Отродье! Обманул Мирона! Подарил Зеркало. Зеркало — плохое! Мирону нельзя смотреть в зеркало! Сука! — глаза Домового наполнились кровью. Он не кричал, говорил тихо-тихо, но каждое слово наполнялось силой, буквально оглушая, его маленькое тело трясло от негодования.
— Капитан, осторожнее! — крикнула Гита, но поздно.
Арина почему-то не заметила, как Мирон поднял длинные руки с намозоленными ладонями (совершенно не предназначенные для колдовства) начертил пальцем в воздухе неровный символ, сжал пальцы в кулак и толкнул воздух перед собой. Послышался грохот.
Прад, продолжавший хохотать, не почувствовал угрозы. Он всё ещё смеялся, когда на него обрушился крупный фрагмент кирпичной стены.
— Я приказываю тебе замереть! Подчинись! — кончики пальцев покалывало — это происходило постоянно, когда Арина пользовалась "Приказом". Необъяснимая энергия проходили сквозь её тело, концентрировалась в голове, в губах, а потом оставляла её, наподобие стрелы устремляясь к цели.
Ещё минуту назад относительно чистую комнату было не узнать. Половые доски ощерились зазубренными разломами. Большие куски извёстки исчезли неизвестно куда, на их месте чернел заплесневелый раствор, торчала пакля. В тумане от цементной пыли, ей казалось, что она осталась одна во всём мире. Вернее она и Домовой, окаменевший на потолке с ехидной ухмылкой.