Отрок (Части 1-6)
Шрифт:
– Анюта, кто из нас рехнулся? Я или он?
– Погоди, батюшка.– Мишкин расчет на женскую реакцию полностью оправдался.– Что за платье Миша?
"Отлуп Вам, господин сотник, женщина о новом фасоне платья услышала, да еще портниха. Всё, Ваш номер - шестнадцатый, Ваше место в буфете".
– Сверху узкое, особенно в поясе.– Принялся объяснять Мишка, изображая руками некий колоколообразный контур.– Юбка у пояса в складочках, а к низу расширяется очень сильно, чтобы с обеих сторон коня свисала. Спереди до земли не достает, чтобы носки сапог видны были, сзади хвостом
Под платьем сорочка с кружевным воротом стоячим, вот так, до самых ушей. На горле брошь держит кружево свернутое… - Мишка поискал подходящее сравнение, не нашел и решил назвать своим именем: - Жабо называется, я тебе потом нарисую. Из рукавов тоже кружева торчат, закрывают ладонь до пальцев. На руках перчатки такого же цвета, что и платье.
На голове - шляпа, шапка такая с полями, обернута кисеей и концы на спину спускаются. Это тоже потом нарисую. Вообще-то кружевной ворот можно отдельным сделать, только прикалывать или прихватывать на живую нитку…
На протяжении всего мишкиного монолога дед сидел с таким видом, словно в его присутствии творится что-то крайне неприличное, а он, по независящим от него причинам не может вмешаться. Наконец, старый солдат не выдержал:
– Михайла! А ну-ка соври, что это тоже в книгах отца Михаила есть.
– Зачем врать?– Мишка изобразил оскорбленную невинность.– Я эту книгу в Турове на торгу видел у ляшского купца. Не продавалась, да и писана не по нашему, но картинки он мне дал посмотреть, и объяснил кое-что. Книга называлась: "О благородном искусстве верховой езды и охоты на полевую дичь".
"Врете, сэр, и даже не краснеете, Нинеи на Вас нет".
– И он тебе так все подробно рассказал?– Не сдавался дед.– С чего бы это?
– А это тот лях, деда, который сразу полсотни наших матрешек перекупил. Он, как узнал, что их я делал, сразу таким разговорчивым стал. Ну, я и попользовался.
– Тьфу, ядрена Матрена, ну на все у него ответ есть!
Сбить мать с портновской темы, однако, было не так-то легко.
– Что ж ты сердишься, батюшка? Мне Никифор говорил про того купца, все так и было. Миша, а еще там какие-нибудь платья были нарисованы?
– Нет, мама, только мужики: с луками, с самострелами, с соколами - это же про охоту книга. Я что подумал, мама. Если мы на будущий год опять поедем воинское учение представлять, и Анька с Машкой в таких платьях по кругу проедут, да хоть по разу из самострелов выстрелят - женихи у нас на заборе гроздьями висеть будут. Выбирай - не хочу!
Реакция матери была молниеносной:
– Батюшка, надо нам на будущий год опять в Туров ехать.
Дед в ответ, лишь обреченно вздохнул.
"Замужество дочерей - святое дело. Не становись на пути - сшибет, как электричкой".
Однако не тем человеком был сотник Корней, чтобы оставлять за кем-нибудь последнее слово.
– До будущего года еще дожить нужно, Анюта, пока что и так хлопот полон рот. Ты вот девкам задания раздала, а я - тебе. Платья там всякие, седла бабьи… Тьфу, и говорить-то противно. Ладно, с этим сама разбирайся. А с самострелами, раз уж начали… Назначаю тебя бабьей десятницей, даже, полусотницей.
Михайлу, тебе, Анюта, в помощники назначаю, пока с воинской школой на эту… Михайла, как ты говорил?
– На базу.
– Пока он с воинской школой на базу не отъедет… Ох, не лежит у меня душа к вашим игрищам, ну какой у девок порядок может быть? Перестреляете друг друга…
– Порядок будет, батюшка, да такой, что ратникам не снился.– Твердо пообещала мать.– Не беспокойся.
– Кхе! Дай-то Бог. Ты Прошку-то зачем позвать велела?
– Щенков на всех не хватит, батюшка, пусть пробежится по селу, вызнает, где еще взять можно, и что взамен попросят.
– Пустобрехов бы не набрал, - озаботился дед - такие псы, как Чиф был - редкость.
– Это Прохор-то пустобрехов наберет?– Мать преувеличенно удивленно подняла брови.– С его-то талантом?
– Кхе, тоже верно.
* * *Следующие несколько дней стали для Мишки настоящим кошмаром. Допросы с пристрастием, которые учинили ему мать и сестры по поводу покроя "амазонки" довели его до полного отчаяния. Уже к концу первого дня у Мишки созрело твердое убеждение, что воспетый классикой американской литературы капитан Батлер, был либо абсолютно вымышленным персонажем, либо извращенцем и психом одновременно.
Ну не мог нормальный мужик, тем более офицер-артиллерист, так досконально разбираться в женских тряпках. В противном случае, он, вместо клевого прикида, видел бы на любой женщине лишь сложный набор: выточек, клиньев, пройм, вставок, прошивок, рюшечек, фестончиков, оборочек и еще черт знает чего - начисто отбивающий всякий интерес не только к самой тряпочной конструкции, но и к тому, что находится внутри нее.
В конце второго дня исполнения, столь опрометчиво взятой на себя роли кутюрье, очевидно находясь в состоянии временного помрачения рассудка, Мишка проговорился бабам о таком дьявольском изобретении, как кринолин, после чего и вообще начался сущий ад. Сколько обручей должно быть? Какой ширины? А как в этом сидеть? И так далее и тому подобное. Как в этом сидеть, Мишке никогда и в голову не приходило задуматься, об остальном, в общем-то, тоже. И деваться некуда - домашний арест.
Утром третьего дня Мишка проснулся в холодном поту. Всю ночь его терзал кошмар: его собственные чертежи, сделанные углем на столе, во сне ожили и накинулись на Мишку, размахивая отрезами тканей, и терзая его плоть иголками, булавками, ножницами и прочим портновским инструментом.
"Блин! Ну это ж надо было умудриться устроить самому себе такой геморрой! Ядрена Матрена, как изволит выражаться его сиятельство граф Корней Агеич. Помнится, сэр Майкл, после визита к чете князей Туровских, Вы подыскивали себе место в одной из питерских психушек? Позвольте отдать должное Вашей прозорливости, сэр. Актуальность вопроса не подлежит сомнению.