Отрок московский
Шрифт:
– А Михаил – сын Ярослава, брата Александрова. Или ты не знаешь? Кто княжил во Владимире после смерти Невского? Ярослав Ярославич. И Михаил в роду Рюриковичей старше Юрия… Ну да ладно. Живы будем, еще вернемся к этому разговору. А сейчас недосуг. Гляди, витебчане нас уже с подворья готовы взашей гнать. А друзья твои зевают стоят. Ты свободен. Иди куда хочешь…
– Спасибо! – в третий раз поклонился ученик Горазда, проклиная в душе судьбу, сделавшую их с Семеном если не врагами, то соперниками.
– Друзья твои тоже идти могут, – боярин
– Так… – прогудел тот, отводя глаза. – Ты уж не взыщи, Акинфович…
– Да чего уж там. Дружба дорогого стоит, когда она настоящая. – Семен улыбнулся. – А сейчас на постоялый двор к нам милости прошу. Оголодал небось в заточении?
Они распрощались с Фролом Силычем, слушавшим их словесную перепалку не без удовольствия. И зашагали прочь из Верхнего замка. Никто их не задерживал – видно, витебских стражников предупредили загодя.
Никита с наслаждением вдыхал морозный воздух. Нет, все-таки свобода – это счастье, как ни крути. Ехать куда вздумается, говорить с кем захочется… Даже если не ехать – коней-то все равно нет, – а пеше шагать. И на пустое брюхо с дорогой душой отправишься, а тут еще и покормить обещают. Правда, ученик Горазда немного сомневался – стоит ли принимать приглашение тверичей. По старинному русскому обычаю, преломив хлеб с человеком, нельзя считать его врагом. А вдруг придется рубиться с Семеном и его дружинниками? Пускай не сейчас, а позже, в Силезии или Польше… Но, с другой стороны, воспринимать Семена Акинфовича как недруга он не мог. Вот отец его, боярин Шуба, при первом же знакомстве показался противным донельзя. Вначале угрожал учителю, кичась службой у князя Михаила, потом заискивать стал, подкупить пытался.
«А что было бы, – подумал вдруг Никита, – если бы Горазд принял предложение Акинфа Гавриловича? Уж во всяком случае, большей части невзгод, выпавших на мою долю, можно было бы миновать. Ехал бы сейчас с Семеном стремя в стремя, прикидывал бы, как половчее завладеть сокровищами крыжаков… Может, и течи довелось бы омочить в крови москвичей. Зато тогда я не познакомился бы с Уланом и Вилкасом, с Малом и Василисой…»
– А как думаешь, добрый молодец, красну девицу свою выручать? – словно подслушал его мысли боярин.
– Какую? – делано удивился Никита.
– Василису свет Александровну.
Парень бросил быстрый взгляд на друзей.
Проболтались! Совсем языки за зубами держать разучились!
Да! Вилкас тут и ни при чем. Он не мог знать, с кем Никита и Улан из Смоленска бежали. Значит, татарин виноват! Вот морда косоглазая! Погоди мне, отвяжется тверич, я тебе таких пропишу…
– Улан не виноват! – сказал литвин.
«Они что, взялись мои мысли сегодня читать? Вот еще чародеи недоделанные!»
– Да ты так зыркаешь на него, будто живьем сожрать готовишься!
– Мы на дороге Илью Приснославича по прозвищу Лют повстречали, – пояснил Семен. – Вижу по глазам – знакомо тебе и имя его, и прозвище.
– Знакомо, –
– Вот он и рассказал, что вы из Смоленска не просто так убежали, а княжну прихватили.
– Никого мы не прихватывали! Она сама увязалась…
– А ты думаешь, Александр Глебович разбираться станет, кто за кем увязался? Вы за ней или она за вами? Отряды смоленских дружинников по дорогам рыщут и всех проверяют. Мое дело предупредить – приметы ваши скоро всем известны станут. От Москвы до Литвы, от Киева до Новгорода.
– Мы-то тут при чем? – растерянно проговорил Улан-мэрген.
– Вот воеводе Люту и расскажешь. А то и заплечникам княжеским.
Никита нахмурился. К чему это ведет тверич? Вроде бы по доброте душевной предупреждает… А с другой стороны, разве ему не выгодно их в сторону с пути направить для благой якобы цели? Небось тогда и ему полегче в Силезии придется. Эх, если бы кто посоветовал, что делать… Кто-нибудь мудрый и рассудительный. Учитель. Или Олекса Ратшич. Или старый Любомир…
– Ты извини, Семен Акинфович, – проговорил парень, старательно скрывая неуверенность. – Прости меня. Я тебе, конечно, благодарен, слов нет. Но нам с друзьями посоветоваться надо. Как дальше быть, что делать.
Боярин понял с полуслова. Дважды повторять не пришлось.
– Само собой. Советуйтесь. Только не забывайте, что я вас покормить обещался. Вилкас знает, где меня найти.
Он усмехнулся, коротко поклонился и, развернувшись на каблуках, решительно зашагал по узкой витебской улочке.
Проводив взглядом широкую спину Семена, Никита повернулся к татарину с литвином.
– И что делать будем, други?
– Да пошла она, Василиса эта! – немедленно отозвался Улан. – Волос долгий – ум короткий. Баатур без коня не может, а без бабы… Тьфу!
– А разве достойно мужчины бросать в беде слабого? – немедленно возразил Вилкас.
– Это она-то слабая! Эге! Как же! Андраш еще наплачется, когда эта змея ужалит его!
– Злой ты! – покачал головой литвин. – Я вот о другом думаю.
– О чем же?
– Как мы втроем на одном коне поедем дальше?
– Вот! – Улан аж подпрыгнул. – За купцом тоже не сильно погонишься на своих двоих.
Никита вздохнул.
– Думать надо. Прикидывать.
Татарин отвернулся с обиженным видом. Уж он точно все для себя решил.
Вилкас почесал в затылке, сдвигая мохнатую шапку на брови. И вдруг лицо его озарилось.
– О! Никита! Чуть не забыл… Держи!
Он выудил из-за пазухи тряпичную куклу и с улыбкой протянул ее Никите.
– Твоя?
– Моя!
Парень схватил игрушку, прижал ее к груди. Живой еще домовик или нет?
– А ты хитер, – подмигнул Вилкас. – Какой оберег раздобыл!
– Какой?
– Ну уж не знаю… Только мне показалось, что каукас у тебя там прячется.
– Кто?
– Каукас… Ну, домовой по-вашему. Дед мой так его называл. А бабка говорила – каукас. Он мне подсказал, что тебя под Витебском искать надо.