Отрубленная голова
Шрифт:
Я ожидал его прихода с той минуты, как в доме появилась Антония, и ощутил невыразимое облегчение, увидев его высокую фигуру на пороге. Я не мог разглядеть его лица, но почувствовал, что мое собственное утратило какое-либо выражение. Однако меня обрадовал его приход.
— Антония здесь? — спросил Палмер. Его голос прозвучал грубо и отрывисто. Он явно волновался.
— Да. Ты хочешь ее видеть? — поинтересовался я.
— Я хочу забрать ее с собой, — сказал Палмер.
— В самом деле? — удивился я. — А если она не захочет идти?
Антония
— Входите, пожалуйста, — ясным голосом произнесла Антония.
На лестнице опять показались грузчики с китайскими чиппендейловскими креслами. Слышно было, как они с грохотом задели ими о перила. Я вернулся в гостиную, и Палмер последовал за мной. Я закрыл дверь, и мы посмотрели друг на друга.
— Антония, пойдем со мной, я очень тебя прошу, — обратился к ней Палмер. Он говорил холодно и как-то мертвенно. Я понял, что имела в виду Антония, утверждая, будто он стал другим человеком. Похоже, он был уверен, что я рассказал ей о случившемся в Кембридже.
Она заколебалась, переводя взгляд то на Пал-мера, то на меня, и почти неслышно прошептала:
— Ладно.
— Ты никуда не пойдешь, — возразил я.
— Помолчи, Мартин. Ты уже вмешивался в дела, в которых ни черта не понимаешь. — Он не отрываясь смотрел на Антонию.
— Это ты вмешался в дела, в которых ни черта не понимаешь, — бросил ему я, — когда разрушил мой счастливый и удачный брак.
— Он не был ни счастливым, ни удачным, — возразил Палмер, продолжая глядеть на Антонию. — Счастливым мужьям не нужны молодые любовницы. Надевай пальто, Антония.
— Она не пойдет с тобой, — повторил я. — Неужели ты не видишь, что она тебя боится?
Антония стояла, слегка покачиваясь и согнув плечи. Она глядела то на него, то на меня большими, изумленными глазами и показалась мне живым воплощением ужаса.
— Мартин, ты и Антония будете делать то, что я вам скажу.
— Мы больше никогда не будем этого делать, — парировал я. — Бедный Палмер. А теперь ступай.
Мы все трое поняли, что вот сейчас я наброшусь на Палмера и ударю его. У Антонии от волнения увлажнились губы. Лицо Палмера расслабилось, и он вновь предстал передо мной обезоруженным и растерянным, совсем как в Кембридже. Он отвел взгляд от Антонии и повернулся ко мне.
— Ты разрушитель, — мягко проговорил он. А затем принялся убеждать Антонию: — Подумай хорошенько. Мы должны с тобой объясниться, но не здесь.
— Ради Бога, убирайся, — сказал я.
— Только с ней, — заявил он и двинулся к Антонии.
Она отпрянула от него к окну, зажав рукой рот. Он взял ее за руку, словно желая подтолкнуть к выходу, и она негромко вскрикнула. Я подошел к нему и вцепился ему пальцами в плечо. Он повернулся и попытался вырваться от меня. Когда он поднял руки, я изо всех
В сценах насилия всегда есть что-то жалкое, нелепое и противное. Я имею в виду — в жизни, потому что в кино драки выглядят иначе. Палмер медленно поднялся на колени и постарался сесть, прислонившись к стене. Он закрыл лицо рукой. Я тоже сел на корточки и внимательно следил за ним. Я заметил, что стекло на одной из гравюр треснуло. Палмер больше не вызывал у меня ярости, и я был доволен своим поступком. За окнами по-прежнему лил дождь. Через минуту-другую я спросил:
— С тобой все в порядке?
— Думаю, что да, — сказал Палмер, не отнимая руки от лица. — Ничего серьезного. Но ты меня здорово обработал.
— Этого я и добивался, — заверил я его. — Дай-ка посмотрю.
Я осторожно отодвинул его руку. От света Палмер сморщился, и я увидел край назревавшего огромного синяка у него под глазом. Сам глаз был полностью закрыт, и кожа вокруг него распухла и вздулась. На щеке, по которой пришелся удар, застыли капельки крови.
— У меня нет ни лекарств, ни бинта, — сказал я. — Тебе сейчас лучше поехать домой. Я вызову такси.
— Дай мне носовой платок, — попросил Палмер. — Я ничего не вижу.
Я дал ему платок, и он подержал его у подбитого глаза, снова пытаясь подняться с колен. Я помог ему выпрямиться и почистил его костюм. Он стоял как ребенок, пока я ухаживал за ним. Я обхватил его руками, и он не отстранился. Это напоминало объятия. Похоже было, что он утратил волю к действию, капитулировал и предоставил мне инициативу. Я почувствовал, как он дрожит. Мне стало не по себе.
— Давай я налью тебе виски, — предложил я и наполнил треснутый бокал. Палмер покорно выпил.
— Грузчики уходят, — сообщила из холла Антония. — Ты не одолжишь мне денег? У меня не хватает.
Я нашел в кармане всего несколько шиллингов и обратился к Палмеру:
— Кстати, ты не мог бы ссудить мне пять шиллингов?
Он отставил бокал и, по-прежнему держа носовой платок у глаза, полез в карман пиджака. Взяв у него серебро, я отнес его Антонии. Вскоре послышались шаги спускавшихся по лестнице грузчиков. Как мне хотелось, чтобы Палмер ушел тоже!
— Я спущусь вместе с тобой, — заявил ему я. — Мы сможем поймать такси прямо у подъезда.
Он кивнул. Я надел брюки и пиджак поверх пижамы, и мы вышли. Антонии нигде не было видно. В лифте Палмер прикоснулся к глазу и прошептал, обращаясь к самому себе: «Ладно, ладно, ладно». Я вывел его на улицу, поддерживая за руку. Такси попалось нам почти сразу. Дождь немилосердно хлестал. Когда Палмер сел в машину, мы оба задумались, что же нам сказать на прощанье. Палмер вновь пробормотал:
— Ладно.
— Прости меня, — отозвался я.
— Давай в ближайшее время увидимся, — проговорил он.