Отрубленная голова
Шрифт:
Меня самого поразило, как легко я выпалил эти лживые и предательские слова. Мне было ужасно больно.
— Ты просто ас, Мартин, — удивился Александр. — Пожалуйста, расскажи Антонии.
— Ну конечно, — пообещал я. — Но может быть, вы явитесь к нам сегодня вечером? Кстати, где вы находитесь? Джорджи с тобой?
Я чувствовал такую горечь, что мечтал лишь об одном — вонзить в себя нож в порыве безумия и навсегда покончить с опостылевшей жизнью.
— Да, она здесь, — подтвердил Александр, — и передает тебе свой привет и наилучшие пожелания. — Он на минуту прикрыл трубку рукой, и я услышал, как
— Конечно, мы будем вам рады, — сказал я. — Есть повод выпить шампанского. Приходите поскорее. Передай Джорджи, что я счастлив за вас обоих.
— Спасибо, Мартин, — сказал Александр. — Я думал, что ты отчитаешь меня.
— Конечно, ты быстро обделал это дельце. До меня донесся довольный смех Александра.
— Я сразу понял, чего я хочу.
Я повесил трубку и встал у стола, глядя из незанавешенного окна на почерневший в сумерках сад. Дождь прекратился, и в тишине было слышно, как с магнолии капает вода. В комнату вошла Антония.
Она увидела мое лицо и воскликнула:
— Боже, что случилось?
— Мой дорогой брат Александр женится на Джорджи Хандз.
— Нет! — закричала Антония.
Потрясенный страстностью этого «нет», как будто она никак не могла понять и принять услышанное, я взглянул на нее. Ее лицо сморщилось, и в нем застыла боль. Антония явно была против.
— Ладно, я надеюсь, что это к лучшему. Ты должна радоваться. С моего пути убраны все искушения.
Антония вдруг резко вдохнула, как будто собираясь снова вскрикнуть. Но, не издав ни звука, отвернулась, и я подумал, что она вот-вот зарыдает. Меня изумила ее реакция. В ее сентиментальной дружбе с моим братом было, по-видимому, куда больше нежности и теплоты, чем я предполагал. Но разумеется, такое волнение было уже чересчур.
— Я пригласил их зайти к нам и выпить шампанского. Они звонили с «Глостер-роуд» и приедут через несколько минут. Я надеюсь, ты не станешь возражать.
— Ты пригласил их к нам? — переспросила Антония. Ее лицо, искаженное злобой и отчаянием, было сейчас просто уродливым. — Ты настоящий идиот! Неужели не понимаешь?.. Я ухожу. — Она двинулась к двери.
— Дорогая Антония, — остановил ее я, — не сердись на меня. Я не знал, что тебе это не понравится. Надо было тебя спросить. Я сам буду занимать их, если ты так хочешь. Но, прошу тебя, не уходи.
Какое-то мгновение она смотрела на меня чуть ли не с ненавистью, а затем выбежала из комнаты, громко хлопнув дверью. Я услыхал ее тяжелые шаги по лестнице. Подождал, ощущая прямо-таки физическую боль от ревности. Боль была такой жестокой, что буквально скрутила меня. В дверь позвонили. Я направился в холл.
На пороге, на тускло-синем ночном фоне, овеваемые легким ветерком, стояли Александр и Джорджи. Оба укутанные в длинные пальто и неуловимо близкие друг другу. В этом нельзя было ошибиться.
— Прошу вас, нечестивая парочка, — приветствовал я их.
Они молча вошли, и я помог им снять пальто. Александр натянуто улыбался, должно быть, как и я сам. Мы проследовали в гостиную, остановились у камина и обменялись взглядами. Каждому
— Ну как, Мартин, ты нас простил? — обратился он ко мне.
— Конечно, дурачки, — бросил я. — Вас и прощать-то не за что.
Я приблизился и поцеловал Джорджи в пылающую щеку. Это оказалось нелегко. Я ощутил, как она вздрогнула. Потом я пожал руку Александру.
— Тебе чертовски повезло, — заметил я.
— Да, — скромно согласился он и окинул Джорджи беглым взором. — В жизни иногда бывают неожиданности, не так ли? И по-моему, чем скорей все происходит, тем надежнее. Как только мы решили, нам больше и убеждать себя не пришлось!
Я не желал слушать его лирические признания. Мне хотелось, чтобы он замолчал и дал слово Джорджи. Я повернулся и произнес резче, чем рассчитывал:
— Джорджи, почему ты ничего не говоришь? Я всего лишь твой старый друг, Мартин. Значит, тебя похитил мой стремительный братец?
— Да, — односложно, понизив голос, откликнулась Джорджи. Она по-прежнему избегала смотреть на меня.
— Что ж, тебе тоже повезло, — продолжал я. — Устраивайтесь у огня и давайте выпьем шампанского. И перестаньте глядеть так, словно вы попались на взломе кассы.
Я потянул Джорджи за рукав и усадил на диван. Теперь я держался молодцом. Они сели.
— Не беспокойся, скоро мы перестанем выглядеть виновато, — проговорил Александр. — Мы ужасно рады, что сказали тебе правду. А где Антония? Ты ей сообщил?
— Да, разумеется, — ответил я. — Она тоже очень довольна. Она пудрится и придет через минуту. — Я надеялся, что не солгал.
Джорджи смотрела на Александра. Она вытянула свои длинные ноги, стараясь расслабиться, и вздохнула глубоко. В черном твидовом платье-костюме и полосатой блузке с высоким воротом она выглядела тоньше и бледнее. Ее волосы, каскадом спускавшиеся с затылка и аккуратно подколотые по бокам, были безукоризненно причесаны. Она стала тщательно следить за собой и показалась мне красивее и старше. Александр украдкой нежно взглянул на нее. Я ощутил себя лишним, и это чувство трудно было вынести. Внезапно повторилось то же впечатление, какое я уже пережил, видя отношения Палмера и Антонии. Им просто хотелось убрать меня с дороги. Со мной надо было разделаться как-то ласково, мило, тактично, но не сдавая своих позиций, разделаться, прежде чем они оттолкнут меня в сторону и начнут наслаждаться своим семейным счастьем.
Наконец Джорджи повернулась и в упор поглядела на меня. Наши взгляды встретились. В ее больших глазах было напряжение, озабоченность, но и жизненная сила, которая в любую минуту могла бесстыдно объявить себя счастьем. Бог знает, что она прочитала в моих глазах. При этом обмене взглядами она не сумела удержаться и хоть на мгновение утаить свое новообретенное ощущение свободы. Более того, она его мне с гордостью продемонстрировала. Помнится, она говорила, что не может жить без свободы. Неудивительно, что я ее потерял. Я отправился за шампанским.