Отряд
Шрифт:
Кузема солидно кивнул:
– Поспрошаю… Книгочеев на посаде не так уж и много.
– Вот-вот, и я про то говорю!
– обрадовался свей.
– Может быть, и есть у кого эта книга. Запомнил автора? Рабле, Франсуа Рабле.
– Да запомнил, чего уж, - дед усмехнулся в бороду.
– Чего не запомнить? Рабле - хранцузский немец.
– Ну, хорошо.
– Посетитель достал из кошеля деньгу, протянул деду.
– Это тебе задаток. А я наведаюсь дня через три.
Едва странный посетитель ушел, как в лавке наконец появился давно ожидаемый
– Ой, слава Господу, отче!
– не скрывая радости, бросился к нему дед Кузема.
– Давненько не захаживал, святой отец. Я уж, грешным делом, подумывал - не случилось ли чего? Вот, новое Евангелие имеется, могилевской печати, с картинками, а из латынных книг - сам смотри, отче, я ведь поганых наречий не ведаю.
– Не стоит хулить чужое, Кузема, - попенял монах.
– Латынцы, бывает, и неплохие книжицы пишут. Давай-ка, показывай свои закрома!
Кузема и рад стараться. Про просьбу недавнего свея тоже не забыл - уплачено!
– исподволь осведомился насчет Рабле.
– Рабле?
– удивился Паисий.
– Нет, о такой книжке не слыхивал.
Ну, не слыхивал так не слыхивал, дед пожал плечами. Отобрав для монастыря пару книжиц, Паисий расплатился серебром и, выйдя из лавки, подозвал служку. Тот и протянул уже было за покупками руки… Да вдруг из-под суконного рядка, словно черт, выскочил шпынь - хвать книжицу, и бежать со всех ног, только пятки засверкали.
Паисий на миг дар речи потерял от такой наглости - не кого-нибудь, его, судебного старца, ограбили! Да как нахально-то - оттого и обиднее. Ну, тати поганые, ну, подождите…
Нерасторопный служка повалился в ноги:
– Прости Христа ради, батюшка, не уследил.
А уже по всему рядку заорали:
– Лови татя, держи! Эвон он, эвон, рыжий! К реке побежал.
– Не, к реке - это Игнатка-сбитенщик, уж он красть не станет.
– Лови, лови рыжего!
По всему торжищу вдруг бросились врассыпную мальчишки. Все одновременно, словно бы кто знак подал. А и подал - но об этом те, кто ловил вора, не ведали. Шум, гам, суета, пыль под ногами вьется. Глянь - а в пыли уже и сукна, и серебряного ряда товар.
– Какой же гад рядок-то перевернул, православные?!
– Уж я того гада!..
– Лови, лови, во-он он!
– Да где?
– Да эвон, у паперти! Бежит! А чего честному человеку бежать? Не с чего!
– Так вон и этот бежит! И тот…
Суета. Так никого и не поймали… Не поймали б, если б не красивый юноша, блондин с карими блестящими глазами в полукафтанце зеленого бархата, серебряной плющеной проволочкой - битью - украшенном. Видать, его-то и сбил с ног ворюга! Ничего, встал молодой вьюнош, ноги от пыли отряхнул, в правой руке - книжица. Подошел к Паисию, поклонился в пояс:
– Не твоя ли, святой отец, книжица?
– Моя, моя!
– Уж как обрадовался судебный старец, перекрестился.
– Ишь, сподобил Господь удержать татя.
– А татя-то я как раз и упустил, - виновато признался юноша.
–
– Ничего, ничего, - Таисий замахал руками.
– Пес с ним, с татем. Какого, молодой вьюнош, роду-племени? Как звать-величать?
– Иван, приказчик архангельский.
Так и познакомились, разговорились. Слово за слово, Иван старца к себе на постоялый двор пригласил, есть, мол, одна книжица. Правда, обгорелая вся, зато, говорят, редкая. Редкая? Вот тут и запал старче! Хотя какой там старче? В самом соку мужчина. Татя вот только пропустил, ну, так уж это от удивления - кто ж знал, что посмеют вот так, нахально…
Завидев судебного старца, чернец Аристарх - тот, что приглядывал за постоялым двором на Береговой, - сначала удивился, а потом сразу растянул губы в улыбке и, поклоняясь, приветствовал:
– Здрав буди, отче.
– И тебе не хворать, - кивнув чернецу, Паисий важно прошествовал в гостевую горницу. Идущий впереди Иван с удовольствием отметил свой поднявшийся в глазах Аристарха статус. Чернец прямо-таки пожирал постояльца глазами. И правильно - не к каждому приказчику судебные старцы в гости жалуют, далеко не к каждому!
– Ну, показывай твою диковину!
– как любой занятый человек, отец Паисий не стал тратить время на предисловия.
Иван улыбнулся, кивнул, вытаскивая из сундучка обгорелую книжицу.
– Угу… - Старец хмыкнул, прочел вслух титульную страницу: - Франсуа Рабле. Э! Да не иначе как про эту книжицу меня сегодня Кузема расспрашивал!
– Кузема? Торговец?
– удивился Иванко.
– А что именно расспрашивал?
– Да так, - святой отец отмахнулся, жадно пожирая глазами текст.
– Неплохо написано, - сказал он несколько погодя.
– Смешно и неглупо. Ты чего так смотришь, вьюнош Иван? Нешто дивишься, что знаю французскую речь?
– Дивлюсь, отче, - кивнув, признался Иван.
– Уму твоему дивлюсь, любви книжной…
Юноша оборвал речь на полуслове - что-то промелькнуло вдруг на миг в глазах у Паисия, что-то властное, гордое, мирское. Не иноки смиренные так смотрят - князья! Впрочем, кто знает, кем этот Паисий был в мирской жизни? Уж никак не меньше, чем столбовым боярином, а то и из княжат. Может быть, из сосланного Грозным царем рода? Или пострадал не так давно, при Борисе? Хотя… почему именно пострадал? Не только из-за страданий уходят в монастыри, а и для того, чтобы стать ближе к Богу.
– Сколь хочешь за книжицу, вьюнош?
Иванко покачал головой:
– Не могу продать, не моя. Парня одного, приятеля… Почитать вот дам, если нужно.
– Давай! Давненько французских романов не читывал!
– Старец расхохотался - тоже не по-монашески, по-мирскому.
– Да не только я не читывал, а и инокиня Дарья. Думаю, и ей приятно будет.
– Инокиня Дарья? Так она…
Паисий осадил собеседника вдруг вспыхнувшим огнем взглядом. Словно ожег! Спросил гневно:
– А не слишком ли ты любопытен, чадо?!