Отшельник
Шрифт:
— С самого верха настоятельно рекомендовали.
Андрей Михайлович недобро усмехнулся:
— Чем выше рекомендатель, тем шире у него пасть и ненасытнее утроба. Нам хоть что-нибудь останется от их интереса?
— Там, — палец полковника ещё раз указал в потолок, — там согласны на десять процентов.
— Неужели наелись?
— Вопрос политический, Михалыч.
— Ладно, политику в задницу. Губеру сколько?
— Мне и Евгению Леонидовичу по одному проценту.
— Стало быть, двенадцать. Почти как
— Миллиардер.
— Тогда заплатит половину того, что у него есть.
— Не заплатит.
— В гробу карманов нет.
— Зато они есть у наследников.
— Вот наследники пусть его и попробуют вылечить.
— Нет, Михалыч, — помотал головой полковник. — Он же самурай — зубы стиснет и сдохнет, но семью без денег не оставит.
— Без денег?
— В их понимании.
— Жадные идут к ветеринару.
— Михалыч…
— Хорошо, десять процентов.
Там, на самом верху.
— Ну что же, весьма разумный список. Не буду спрашивать, зачем это вообще ему нужно, но очень надеюсь на соблюдение договора с нашей стороны.
— Да он сумасшедший?
— И что?
— Зачем в лесу обрезки рельсов Б/У длиной не более одного метра? Это я цитирую!
— Да пусть хоть в Клязьму с берега бросает. Если человек готов отдать такую кучу денег за старые рельсы, то государство обязано предоставить ему эти грёбаный рельсы! Не на блядей в Куршавеле тратит, а вкладывается в экономику своей страны. Это вы считаете сумасшествием?
— А если?
— Даже не думайте! Здоровье потом в аптеке покупать? Мне семьдесят лет, между прочим, и если отшельник обидится…
— Но мы можем…
— Не можем! Хрен знает как оно там работает, и будет ли работать потом, когда кто-то очень жадный сунет туда своё свиное рыло.
— А охрану…
— А охрану усилить.
— Кукушка-кукушка, сколько мне жить осталось?
Врач-кардиолог Вадим Петрович Кукушкин, внимательно изучающий ленту кардиограммы, покачал головой:
— Неправильные у вас шутки, Андрей Михайлович.
— Ну уж какие есть. Что там у меня?
— А что может быть после второго инфаркта? — врач с раздражением отбросил бумагу. — Курить так и не бросили?
— А смысл?
Кукушкин фыркнул рассерженной кошкой:
— Вы ещё скажите, что с работы увольняться не собираетесь.
— Как вы угадали, Вадим Петрович?
— Да насмотрелся на таких, — досадливо поморщился врач. — Работа и городская суета с гарантией вас убьют, Андрей Михайлович.
— Предлагаете бросить всё и уехать в деревню, к тётке, в глушь, в Саратов?
— Зря иронизируете. Свежий воздух и умеренные физические нагрузки иногда творят чудеса.
— Только скорая в деревню с опозданием приезжает.
— А она к вам, Андрей Михайлович, уже и в Москве не успеет.
— Умеете
— Уж извините, — криво улыбнулся Кукушкин.
Наверное, именно эта кривая улыбка заставила военного пенсионера Самарина задать себе вопрос — а что, собственно, держит его в городе? С женой разошёлся двадцать лет назад — тонкая женская натура не выдержала первой же зимовки в заполярном гарнизоне, у сына своя семья и живёт он в Мурманске, дочка с мужем аж во Владивостоке… Отца, правда, навещают. Пусть раз в пять лет, но приезжают сами и привозят внуков, отчего двухкомнатная хрущёвка в Новогиреево превращается в филиал Больницы имени Кащенко, совмещённый с цыганским табором.
Или работа держит? Как бы да… общение, ощущение нужности хоть кому-нибудь и всё такое… Но, с другой стороны посмотреть, перед начальником склада торгующей газовым оборудованием фирмы мелькают одни и те же морды, и они настолько опротивели, что аж скулы сводит. Зарплата? Да хрен с ней, с зарплатой, всё же пенсия есть и на чёрный день кое-что отложено. Может быть, и правда бросить всё?
— Слушай, Вадим, а купи у меня квартиру!
— У меня есть, — ответил Кукушкин. — Зачем мне вторая?
— Дети подрастут, по-другому заговоришь. А тут чисто родственная помощь и так далее. С родного племянника три шкуры драть не буду. Бери в рассрочку, а?
— Решился, дядя Андрей? — Вадим оставил полуофициальный тон, улыбнулся, и потянулся к ящику стола. — Я тебе сейчас покажу кое-что, а там уже сам примешь решение.
— Что ты мне покажешь?
— Да вот, — перед Андреем Михайловичем легла пачка фотографий. — Моя Маринка бабушку из деревни забрала, а дом в чужие руки отдавать жалко.
— Как дачу используй.
— Есть у меня дача, ты же знаешь. И в те ебеня не наездишься, честно тебе скажу.
Самарин взял фотографии и развернул их веером. На первый взгляд всё прилично — ещё крепкий рубленый пятистенок на три окна по фасаду, крыша крыта потемневшим от времени шифером, крылечко резное. А это что тут?
Вадим перехватил взгляд Самарина и с довольной улыбкой ткнул пальцем:
— Пиролизный котёл на дровах или брикетах. Горя знать не будешь! Да там и дров этих запасено на десять лет вперёд.
— Да ладно?
— Ещё в систему электрический котёл врезан с автоматическим включением на тот случай, если забухаешь на пару дней и всё прогорит.
— Бухарик из меня нынче хреновый.
— Это я для себя делал. Бойлер ещё электрический для горячей воды, скважина… Баня ещё есть, — Кукушкин поискал нужную фотографию. — Нравится?
— Как бы да, — согласился Андрей Михайлович. — Но ты точно уверен, что местные всё это богатство не растащили? Деревенские, они народец ушлый.
— Некому там тащить. Баба Поля последней в деревне осталась, поэтому мы её и забрали.