Отстойник
Шрифт:
Женщины служат буферами. Какой замечательный лозунг.
– Затрудняет? – Айрин до того заинтересовалась поднятой темой, что даже на меня перестала уничижительно поглядывать, сосредоточив внимание на новой жертве. – Значит, мы у вас, героев, только под ногами путаемся?!
Хорошо бы Фирзаил проявил дивную дипломатичность, не то рискует остаться у разбитого корыта, без малейшего шанса на сотрудничество с пятым Камертоном.
– Не только, и крайности бывают разные. Но, как правило, там, где мужчина делает, – проклятый эльф не дал мне потихоньку испариться с поля боя, пометив когтистым
А если он не совсем дурак, то сейчас догадается добавить еще что-нибудь про прекрасность и непроходимые дебри страсти, которые нас, вершителей великих дел, вечно одолевают в их, женском, отношении. Но если совсем не дурак, то может и воздержаться. Потому что на подобные идиомы периодически сбиваюсь я, замечательный пример того, что делать и каким быть совершенно не следует, если претендуешь на успех у женщин.
Фирзаил оказался совсем не дураком, а строгим приверженцем канонов красоты своего, эльфийского вида. По крайней мере, обвинений в прекрасности Айрин от него так и не дождалась.
– А у нас мужики такие, что сами по себе мнутся еще хуже старых толстых баб, – возразила Айрин запальчиво. – На этого не смотри, он бешеный, таких усыплять положено. Вон нормальный мужик! – Она ткнула перстом в затылок притулившегося за штурвалом Джаспера. – Небось посрать без команды и тройного подтверждения не рискует. И таких у нас большинство! А от меня не чего-то там ждут, а спасения мира – я, что же это, задуматься не имею права, надо ли оно мне?
Эльф сердито передернул плечами.
– Есть решения, которые можно только принять. Думать и вычислять – бесполезно, ведь ты не располагаешь ни исчерпывающим набором данных, ни алгоритмами их обработки. Ты можешь вспомнить сто причин – спасти или не спасать мир, но все они будут мелкими, частными и субъективными, ни на йоту не приблизив тебя к принятию истинно верного решения. У большинства видов, доживших до статуса высокоорганизованного социума, нет даже тени сомнения: борьба за выживание вида – самое важное, чему себя можно посвятить. Потому прошу простить мне мое изумление твоей позицией – видишь сама, для меня она непостижима. Джаспер, неужели ты, правда, не способен испражниться без команды?
– А можно?
– Потрясающее смещение приоритетов. Никогда его не замечал. – Фирзаил покачал головой, то ли осуждая, то ли укладывая в ней свежеобретенное знание. – Бойцы были вполне самодостаточны, решительны и предприимчивы.
– И где теперь те бойцы?
И оба на меня смотрят, а я даже не могу сделать вид, что ни в чем не виноват. А вот лучше надо было дрессировать своих бобиков, либо быть повнимательнее и пошустрее, либо не нападать на этих… как нас там… истинных пассионариев.
– Для
– Что ж ты не погиб, как остальные, при исполнении?
– Ты передергиваешь, подавая гибель на посту как самоцель! Разумеется, я предпочту остаться живым. Но подумай сама над выражением «дело жизни». Дело, которому я посвятил свою жизнь, в которое я ее вложил, которому она отдана. Моя жизнь уже не столько моя, сколько этого дела! Так ли важно, когда прервется мое дыхание?
Тут уж и я не удержался:
– Да ты прямо как Хранитель, который тоже только своим Путем ходит, опасаясь с него сбиться.
– Ну разумеется. Это то, что называется моральным стержнем, единой системой ценностей, верностью себе. Это так же, как любой орган… мозг, сердце, желудок. У всех есть, у всех функционирует по-разному, у кого-то поражает воображение, а у кого-то осталось только в виде рудимента. – Эльф скорчил виноватую гримасу, словно извиняясь за то, что ткнул в больное. Совершенно зря. Я в совершенстве владею экзотическим искусством нашего биологического вида – полагать, что никакое обвинение, предъявляемое человечеству в целом, меня не касается. И стержень мой моральный в три руки не согнешь, и дело я себе подобрал такое, на котором не захочешь, а жизнь рано или поздно положишь, и женщины мне жизнь только осложняют. Чем не эльф?
– А у женщин моральный стержень предусмотрен конструкцией?
– Да кто их знает. Сколько друг друга изучаем, так пока и не поняли. По-видимому, какой-то все же есть, но очень непрямой, непостижимо сложной формы и, на мой вкус, чересчур эластичный.
– Не нравится – не ешь, – прирявкнула на Фирзаила Айрин, ее, видимо, его слова как раз задели. Держись, Мейсон, промолчи насчет эластичных предметов сложной формы, осталось уже немного. Избавимся от нее, и с двенадцати двадцати пяти в четверг отводи душу, стебясь над безответными колумбийскими повстанцами, или куда там нас высыплют.
– И не собираюсь. Всего лишь пытаюсь тебе объяснить, что даже самая важная деталь в любом механизме – всего лишь деталь, со своими узлами крепления и принципом работы.
– Не поняла?
– Ты можешь выполнить свое предназначение и позволить механизму работать. Можешь не выполнять, тогда механизм сломается – это прозвучит кошмарно, но уверяю, что с учетом количества миров буквально каждый миг где-то случается что-то чудовищное. Потом на твое место будет найдена другая деталь, и цикл продолжится. Я хочу сказать – не бойся сделать что-то не то.
– Типа не ошибается только тот, кто ничего не делает?
– Напротив, именно тот, кто ничего не делает, и ошибается. Не затем нам даны разум, воля, сила духа, чтобы мы ими не пользовались. Принимая решения, мы всего лишь отдаем предпочтение одному из вариантов развития событий. Вот твой друг совершенно не боится выбирать неэргономичные, неразумные, неправильные варианты поведения, потому что уверен, что дойдет до цели даже ими.
Это я-то? Вот спасибо на добром слове, неужели наконец похвалили? Образцовым идиотом объявили, надо же. Может, еще медаль дадут или хотя бы лишнюю баночку пива?