Отстойник
Шрифт:
– Прекрати кормить подопытного! – потребовал Фирзаил.
– Тебе-то что?
– Мне ничего. Это он требует.
– Ах он. Скажи ему вот что: он отличный парень. Настоящий мужик, бык среди кабанов, борода два уха или как там они друг друга превозносят. И мне будет очень горестно пробовать это самое поле, которое у вас вместо решетки, на прочность его тупой цвергской башкой. Как думаешь, что победит, башка или поле?
Эльф озадаченно пригладил пейсы.
– Ты серьезно полагаешь, что здесь некому тебя урезонить?
– Везде есть, кому меня урезонить. Только те, кто для этого
– А у себя там…
– Да. Именно там и тренируемся, чтобы перед вами на бис выступить.
Фирзаил сокрушенно покачал головой.
– Этот подопытный – результат генного эксперимента над хоссом… ты ведь уже видел хоссов? Большие, темной масти. Этот – модифицированная версия, как у вас это называется – «из пробирки»… предполагалось, что он не будет связан Устоями.
– А что получилось?
– Вроде бы именно это и получилось. Он был отдан на воспитание в свободных условиях, а теперь его доставили сюда, чтобы изучить накопленный им потенциал. Я ответил на твой вопрос?
– Кормить-то его почему нельзя?
– Лабораторные анализы. Энергетика, биохимия. Ты что же, полагаешь, его тут заперли, чтобы насладиться его мучительной смертью от голода?
Упс.
– Ну тут Ад все-таки.
– Что тут?!
– Ну такое место, куда тебя по окончании жизненного пути отдают на перевоспитание. И сам видишь, каковы мы, так что эти перевоспитания обычно шибко болезненны. Я думал, его тоже это… того.
– Кошмарные у вас представления. Остается только посочувствовать.
– Системе воздаяния?
– Нет, такой каше в мозгах. Я о вас мало знаю, но уверен, что по окончании жизненного пути вас так или иначе хоронят, а ни в какой Ад не депортируют.
Эльф извиняющимся тоном пробубнил что-то в адрес цверга и принялся меня толкать подальше от камеры. Что тут поделать, всегда робел перед чудесами медицины. Помахал напоследок рыжему подопытному, тот ответил тем же, и мы с Фирзаилом сместились на позицию, с которой ничего любопытного мне видно не было. Вот разве что ковырнуть эту… вещь, похожую на неоформленный потек пластика? Если ногтем не выйдет, можно ножом колупнуть. Кипучая негативная энергия, порожденная общением с бородатым сородичем, решительно рвалась на свободу.
– Потерпи, пожалуйста, минут десять, – умоляюще воззвал эльф. – Справишься? Потом я лично прослежу, чтобы вы убрались к себе туда, где упражняетесь в своем непотребстве, и будем друг о друге вспоминать как о страшном сне.
– Десять минут? Вот так и вершится история, опа-опа, накосяк?
– Нет, это «опа-опа» вычислялось, расписывалось, наносилось и подготавливалось примерно три тысячи лет на ваш счет. Собственно, я иду звать Айрин занять ее место. Если хочешь присутствовать, можешь пойти с нами, но если не будешь тихо стоять под стеночкой и молчать, я клятвенно обещаю наложить на тебя заклятие паралича.
– Наглый ты, Фирзи. Тебя не учили не хамить парню с пулеметом?
– У нас нет парней с пулеметами. Меня учили не спорить с магами круга Миарго. – Эльф церемонно склонил голову, словно бы представился. – Поскольку мы, как мне кажется, окончательно выяснили,
– Я бы взял деньгами.
– Все бы взяли деньгами. Но в том одновременно и трагизм, и высшая доблесть славы – она не дает ничего, кроме нагрузки на память потомков.
– Зато ее на всех хватает.
– Ой ли? Наиболее яркие личности всегда вытесняют со страниц истории своих менее выдающихся современников.
На все-то у него есть отповедь. Я в раздражении заткнул фонтан и жестом предложил магу круга Миарго лидировать. Хотел было запальчиво его попрекнуть, что они, мол, зато негров вешают, но вовремя вспомнил, что это не они, а опять-таки мы. Вообще в чем-то его можно понять, большего дебильняка, чем наше общество, никакой Уэллс не придумает. С нами такими общаться – это надо быть очень, очень принципиальным. Особенно если компенсационные выплаты выдаются исключительно славой.
Айрин извлеклась из профессорского логова в затуманенном состоянии, покачивая головой, словно пытаясь утрамбовать в ней услышанное.
– Так от чего спасаем мир? – поинтересовался я у нее.
– Я не поняла, если честно, – отозвалась дева рассеянно. – Вроде научный дядька, а ведет себя как религиозный маньяк – про Апокалипсис рассказывать начал, про снятие печатей… Давешний финансовый кризис – четвертая печать… Оно мне надо? Я неверующая.
– Верить там или не верить – это дело десятое. Мик вот верит, что глок стреляет, он и стреляет. А я все никак не наберусь духу ему объяснить, что это все натуральная физика.
– А Мейсон верит, что женщинам от него нужны доброе отношение и некая пресловутая надежность, и даже полная практическая несостоятельность этого заблуждения его никак не разубедит, – поддержал фон, подошедший с другой стороны. – Слушай, Мейсон, а ты это серьезно, насчет глока? А в других стволах – тоже физика?
– Где как.
– Обана. Буду верить в кастет. В нем-то определенно живет великий дух Зашибун.
– …И, насколько я успела понять, где-то тут нам самое время вмешаться, прежде чем грохнет окончательно. Я не знаю, Мейсон, я б еще поняла, если бы он про какие-нибудь магнитные бури вещал, или про информационные кризисы, или про войну там чего-нибудь, но эта бредятина про Нострадамуса, который ничего не предсказывал, а просто разглашал их проектные тайны… в общем, ну их всех к черту, пускай уже они отстреляются, я вернусь домой и выйду замуж, пока не очухалась. Дай бутылку.
– Нету. – Бутылку-то у меня так и заиграл мой рыжий знакомец. Сейчас нажрется, станет песни орать.
– Потерял?!
– Типа того. – Если скажу, что отняли, не поверит же: стрельбы не было.
– Мейсон, я уже говорила, как к тебе отношусь?
– Ты даешь сбивчивые показания, но думаю, что с трепетом ждешь доброго отношения и пресловутой надежности.
– Точно, только не от тебя. Ты бесподобен, Мейсон. У тебя в каждый момент времени нет именно того, что женщине нужно.
– Ты бы лопала, что есть, а то и это расхватают. – Ну вот кто меня за язык тянет? Сейчас призадумается и признает правоту бесспорной, куда бежать от такого счастья?