Отступившие в океан

Колпаков Александр Лаврентьевич

– Академик Зуев уже знает? – обратилась к нему Валентина.

– Увы, – вздохнул Солохин. – Не успел доложить вовремя. – Он поглядел на оборванные провода антенны, выделявшиеся на фоне вечернего неба. – Эти крабы… поломали и передатчик.

Быстро стемнело. Было тихо, спокойно, лишь издалека доносился крик какой-то ночной птицы.

– Могли бы мы уплыть отсюда на «Кашалоте»? И когда? – спросил Солохин.

Вахнин стал что-то прикидывать в уме.

– Что же, двух-трех человек «Кашалот», пожалуй, поднимет, – сказал он. – Но не больше. Заплатки в основном

у верхнего края корпуса. Поэтому придется идти только надводным ходом.

– Да, да, – рассеянно сказал Солохин, как бы не расслышав ответа. – Мы должны немедленно покинуть атолл.

– Неужели постыдно сбежим? – пожала плечами Валентина, – По-моему, наш долг в другом. – Она раскраснелась от возбуждения. Все ее мысли были заняты необычными существами.

Слова Валентины вывели Митю из оцепенения. О чем-то вспомнив, он прыгнул в люк «Кашалота» и открыл шлюз холодильника. Ведь там был пленник. Что он «расскажет» о себе?

Однако в холодильнике не оказалось никакого усача. На белой пластмассовой решетке лежала овальная темно-синяя куколка – точно такая же, какую они впервые увидели на айсберге, под тонкой коркой льда.

Митя позвал Валентину.

– Смотри, в куколку превратился. Но почему?

Валентина задумалась.

– Видимо, действие температуры, – проговорила она неуверенно. – Резкое охлаждение.

– Думаешь, от холода? Пожалуй, верно. Значит… Волков умолк и бросился к рюкзаку с книгами – единственному богатству, которое ему удалось сегодня спасти.

До глубокой ночи Валентина и Митя лихорадочно листали книги по молекулярной биологии и биокибернетике, пытаясь найти хоть какое-нибудь указание, подходящее к данному случаю.

– Правду говорят, что теория – это все, что не годится для практики, – с досадой сказал наконец Митя. – Что ж, будем вскрывать куколку.

Валентина принялась раскладывать на столике инструменты.

– Нет, подожди, – остановил ее Митя. – Давай лучше отложим до утра.

– Зачем это?

– Пусть куколка полежит здесь, на столе. До утра. – Он усмехнулся и добавил заговорщическим тоном: – Говорят, утро вечера мудренее.

…Перед восходом солнца прикорнувшую в углу рубки Валентину разбудило знакомое пение английского рожка. Оно звучало совсем близко, почти над ухом. Валентина испуганно вскочила на ноги. Вокруг столика, куда они вечером положили куколку, толпились тяжело дышавшие ребята. Прижав края пластикатной накидки, они удерживали что-то, сердито гудевшее под нею.

Валентина подбежала к ним.

– Опять стал усачом?

– Как видишь, – ответил Волков. – Да крепче держи! – прикрикнул он на Гришу. – Не то удерет.

– Вязать надо. И снова в холодильник.

С неожиданной силой усач приподнялся на лапах. Ребята с трудом прижали его к столу.

– Вот это силища, – сказал Гриша. – Давай скорей шнур.

Они стали вязать сопротивлявшегося усача. Им помогал Папин. Вдруг Митя замер в неудобной позе, сжимая в руке конец капронового шнура.

– Вяжи, вяжи, чего остановился, – сказал Вахнин.

– А? – очнулся Митя. У него был странный, отсутствующий

вид. – Мне показалось, что… – он замолчал.

– Что тебе показалось?

– Сам не пойму.

Гриша пожал плечом и выхватил из Митиной руки шнур. А Волков продолжал стоять все в той же позе, не сводя глаз с пленника. Огромные фасеточные глаза усача, странно вопрошающие, почти осмысленно, по-человечески смотрели на него. Это были глаза загнанного в ловушку живого существа, понимающего, что с ним хотят сделать. Невысказанная боль, страстный немой вопрос, какая-то сверхъестественная мудрость застыли в этих бездонно-черных колодцах. И вдруг Митя понял: там, в бездне зрачка, бьется плененный луч света – искра разума. И в этой капле света он прочел мольбу, призыв к пониманию. Митя тряхнул головой. Этого не может быть. Такое просто невероятно. Все это почудилось ему, не больше.

– Взгляните в его глаза, – прошептал Волков. – Перед нами разумное существо. Сапиенс муравей, самур, если так можно назвать его.

Валентина и Гриша одновременно склонились над пленником. И ничего не увидели. Глубокие колодцы зрачков уже подернулись серой пленкой, потускнели.

– Бредишь, что ли? – с недоумением произнес Гриша, и его густая бровь выразительно переломилась.

Он ловко подхватил связанного самура, положил в холодильную камеру. Озадаченная словами Мити, а еще больше его видом, Валентина медленно закрыла дверцу холодильника и отметила в журнале время.

Волков по-прежнему «отсутствовал». Его мысли блуждали где-то далеко. «Неужели это было? – размышлял он в смятении. – И за миллионы лет до появления человека жил разумный вид насекомых или как их там?».

– Что показал радиоуглерод? – отрывисто спросил он Валентину.

Девушка полистала рабочий журнал:

– Возраст образцов грунта, где находились куколки, около двухсот шестидесяти миллионов лет.

– Все верно, – кивнул Митя. – Сомнений нет. Эти самуры – пришельцы из Гондваны.

Он закрыл глаза и отчетливо увидел незнакомую страну. Густые, мрачные леса, озера в глубоких впадинах, морские бухточки и нагромождения каменных глыб – ошеломляющую картину сотворения древнего мира.

Снаружи донесся нарастающий треск и шум.

– Летят! – воскликнула Валентина. Туча самуров облепила песок. Они беспокойно рыскали вокруг «Кашалота», ощупывая судно антеннами-усами.

– Сдается мне, они ищут пленного собрата, – сказал Митя. Он взглянул на часы, открыл дверцу холодильной камеры и удовлетворенно кивнул.

– Видите? Опять пропал самур. Зато появилась куколка.

Митя перенес ее на стол.

Несколько самуров встали на задние лапы и, прижавшись к бронепластику, стали разглядывать внутренность рубки. Увидев куколку, самуры разом отпрянули, коротко, сердито загудели. Они оставили в покое «Кашалот» и рассыпались по берегу, поедая зелень. Тут и там с грохотом падали пальмы, подрезанные острыми челюстями. Во все стороны панически разбегались кокосовые крабы, насекомые, пауки – еще уцелевшая живность атолла. За ними стремительно гнались пришельцы.