Отступники Старого мира
Шрифт:
— А нафига нам это всё? — спросил Шиму.
— Пока «Январь» разродится, к нам уже дополнительная порция зэков может приползти. Нам нужно быть готовыми к такому повороту. Остальное пускай Менаги разгребает, но нашу станцию он точно защитить не сможет. Собственно, он так и сказал, узнав, что мы забрали оружие из Туннеля.
— Ну, в общем, как всегда, — с усмешкой сказал Шиму, — руководить они там все молодцы, а как проблемы решать, так это «своими силами». Я всё сделаю, но нам с новыми нормами все люди нужны, а так некоторые будут просто
— Сейчас нормы не главное, — отрезал Катан.
Шиму кивнул и вышел из кабинета. А я произнёс:
— Я тоже умею обращаться с оружием.
— Да ну? — недоверчиво спросил Катан.
— Мы с отцом несколько раз охотились дома, в Лакчами.
— Опять рвёшься в бой? — на лице Катана появилась добродушная ухмылка. — Стрелков мне хватит, а вот помощников инженера у нас тут дефицит. Отдохни пока, а завтра продолжишь копать.
— Хорошо, — ответил я и вышел.
В столовой всё было по-прежнему, но теперь оттуда доносился запах готовящегося ужина. У меня заурчало в животе, и я вспомнил, что давно ничего не ел. Но ещё было рано, поэтому я отправился в свою комнату, завалился на кровать прямо в одежде и почти мгновенно уснул.
***
Впрочем, не успел я сомкнуть глаз, как Шиму разбудил меня и позвал в столовую. Горячий ужин меня окончательно расслабил. Расправившись с едой, я вернулся в комнату и снова лёг, но спать мне больше не хотелось. Голова была совсем тяжёлая, но в ней потоком проносились вопросы о том, что будет дальше, успеет ли отряд с «Января» до того, как заключённые снова попытаются штурмовать «Зарю», и сможем ли мы отбиться от нового нападения. Почему-то всё это не вызывало тревоги, какую я испытывал, когда норвальдец только рассказал о бунте. Я вообще ничего по-прежнему не чувствовал, но всё ещё не мог остановить бесконечный круговорот мыслей. Я заметил, что, несмотря на растекающееся по телу расслабление, мои плечи и ноги всё ещё очень напряжены. У меня даже не получалось лечь удобнее: всё время казалось, что что-то мешает.
Внезапно меня охватило какое-то необъяснимое волнение. Я начал хлопать по карманам, но в них ничего, кроме часов, не было. Подскочив с кровати, я бросился обыскивать куртку, но и в ней ничего не обнаружил
В этот момент в дверь постучали. Я машинально произнёс: «Войдите», и лишь через мгновение понял, что кого-то пригласил. Оторвав взгляд от карманов куртки, я увидел в проёме Лассона.
— Не помешал? — спросил он.
— Нет, — ответил я, — вам что-то нужно?
Его голос звучал немного неуверенно. Кажется, норвальдец думал, что отрывает меня от какого-то важного дела.
— Да в общем-то ничего, — сказал он, — просто пытаюсь познакомиться с людьми. Кажется, я внезапно превратился в местную знаменитость, а сам никого здесь не знаю. Ну и, кроме того, я, конечно, привык работать вместе с лакшамами, но рядом всегда был кто-то… из моего народа.
Я улыбнулся и предложил ему складной табурет, засунутый между стеной и кучей моих вещей. Лассон сел, а я
— Могу себе представить. Наверно, мне тоже было бы странно видеть одни белые лица вокруг.
— Что-то вроде того! — усмехнувшись, ответил Лассон. — Кажется, вы были тогда в столовой, когда я представлялся. Да и мне о вас уже много рассказали. Тем не менее, — он протянул мне руку, — Виктор Лассон.
— Ашвар. Ашвар Шел-Тулия, — сказал я, и мы пожали руки.
Повисла тишина, во время которой я не мог придумать, о чём поговорить. Лассон же с интересом оглядел мою комнату и спросил:
— Не тесновато вам здесь?
— Есть немного, — ответил я, — хотя ко всему в итоге привыкаешь. У вас комнаты побольше?
— У нас вообще не было комнат. Мы спали в общем бараке для рабочих.
— Как вы оказались на работе в тюрьме? — полюбопытствовал я. — Я думал, там весь персонал из лакшам.
— Когда-то так и было. Я работал на станции «Полярная», как и многие другие норвальдцы, пока залежи топлива не истощились и её не распустили. Учитывая, сколько здесь платят, я не захотел возвращаться домой, а в тюрьме как раз было место для механика. Это было ещё в те времена, когда наши страны всё здесь делали вместе.
— Кажется, теперь у нас одна страна, — сказал я.
— Точно.
Мы снова замолчали. Лассон производил неоднозначное впечатление. Он был каким-то уютным в своей лёгкой растерянности, хотя она странно контрастировала с его возрастом. Он был лет на семь-восемь старше меня, а держался так, будто всё было наоборот. Вместе с тем его странный взгляд как будто выражал не совсем то, что всё остальное тело. В его глазах всё время сохранялась твёрдость и ещё что-то трудноописуемое. Будто они постоянно впитывали и изучали всё, что видели.
— Кажется, вы что-то искали? — заметил Лассон.
— Да-а… — протянул я. — У меня была маленькая лань. Безделушка, в общем-то.
— Интересное животное.
— Да, я видел его однажды. Мы с отцом тогда ездили на север Лакчами — это земля наших предков. Там водятся лани.
Норвальдец забавно заглянул под табурет, на котором сидел, и пробежал глазами по углам комнаты, спросив:
— А когда вы её видели в последний раз?
Я попытался вспомнить:
— Кажется, перед тем, как мы отправились к Туннелю… Я всё время её ношу с собой. Но это не проблема.
Почему-то это было проблемой. Я никогда не придавал большого значения этому подарку, но его потеря вызывала странную тревогу. Я присел на кровать, пытаясь скрыть своё волнение. Лассон в это время продолжал сканировать комнату, пока его взгляд не остановился на бронзовой фигурке, стоящей у моей кровати. Я понял, на что смотрит Виктор, и сказал:
— Это бог Ракни — покровитель ремесленников.
— А вы разве ремесленник? — спросил Лассон.
— Он покровитель и инженеров тоже. Впрочем, я довольно далёк от религии. Мне кажется, Норвальд в этом отношении гораздо прогрессивнее, чем Лакчами.