Отважная лягушка. Часть 2

Анфимова Анастасия Владимировна

"Вот батман!
– с тоской чувствуя, как сознание окутывает чёрная пелена ужаса, подумала девушка.
– Сейчас они меня на части разорвут. В прямом смысле".

Толпа, получив виноватого, вскипела многоголосыми криками, переходящими в утробный звериный рёв.

В трепещущем свете масляных фонарей путешественнице казалось, что искажённые безумием лица женщин на глазах превращаются в морды злобных, кровожадных монстров, а тянущиеся к ней руки со скрюченными пальцами - в волосатые лапы, вооружённые загнутыми, кривыми когтями.

С какой-то непонятной

отстранённостью попаданка подумала, что данная сцена вполне подошла бы для какого-нибудь малобюджетного фильма ужасов. Тем более, что и время растянулось, как при замедленной съёмке. Всё двигалось как-то очень неторопливо, а вот мысли в голове, наоборот, мелькали с лихорадочной быстротой.

"Бежать? Догонят. Кинжал? Массой задавят. Так что же это всё? Нет, ещё побарахтаемся!"

Повинуясь внезапному порыву, она схватила тяжеленный светильник, представлявший из себя массивное бронзовое основание на ножках в виде львиных лап и торчавшую из него стойку с четырьмя установленными сверху посеребрёнными "чайничками". Из их сильно вытянутых носиков торчали пропитанные маслом фитильки.

Отчаянным усилием Ника махнула этой конструкцией перед собой. От резкого движения два светильника выскочили из креплений и, погаснув, рухнули на пол под ноги невольно попятившихся женщин. Не давая им опомниться, она подняла два оставшихся язычка пламени к картине, нарисованной восковыми красками на высохшем до хруста льняном холсте.

– Назад, или я всё здесь сожгу к Такере матери! Назад, я сказала!

То ли толпа ещё не дошла до такого состояния, когда отдельные её представители полностью теряют разум, или решительный вид потенциальной жертвы, явно намеревавшейся без малейшего колебания осуществить свою угрозу, пробудил в них страх перед пожаром и частичку здравого смысла, только женщины замерли, словно в ступоре.

Весы судьбы застыли в неустойчивом равновесии, готовые качнуться как в одну, так и в другую сторону.

– Нет!!!
– с диким криком Маммея бросилась вперёд, и раскинув руки с обожжёнными пальцами, прикрыла собой готовую на отчаянный шаг девушку.
– Рибила не простит нам гибели святилища!

– Она и так уже отвернулась от нас из-за этой богохульницы!
– истерически завизжал кто-то в темноте.

– Нет!!!
– с не меньшим отчаянием повторила верховная жрица.
– Мы будем молиться, принесём богатые жертвы. Но, если святилище сгорит, придётся ждать, пока построят новое!

– Луна не очистилась!
– отвечал тот же голос.
– Дурная кровь не ушла.

– Но она же тоже женщина!
– внезапно вступила в разговор бледная, чрезвычайно растерянная Клио.
– Вдруг это случайность? Обычная задержка?

Несмотря на то, что мышцы выли от непомерной тяжести, а угроза жизни всё ещё не миновала, Ника едва не расхохоталась от столь идиотского объяснения.

Однако, на собравшихся в храме оно почему-то произвело совершенно противоположное впечатление. Звенящее, словно натянутая, готовая лопнуть струна, напряжение чуть-чуть, совсем не на много, но ослабло. Хотя девушка

не смогла бы внятно объяснить, по каким признакам она это определила. Просто почувствовала и всё.

– Пусть она светильник опустит!
– потребовал кто-то из толпы.

– Да!
– поддержали другие.
– Опусти, а то ещё, не приведи небожители, правда пожар устроишь.

– Юлиса!
– не оборачиваясь, процедила сквозь зубы верховная жрица.

Зная, что начальство не любит повторять дважды, Ника с облегчением поставила тяжеленную штуковину на пол. Переводя дух, она обратила внимание на окаменевшее лицо Доры с прикушенной нижней губой.

Словно очнувшись, жрица чуть заметно кивнула, то ли мысленно с чем-то соглашаясь, то ли делая кому-то знак.

Последнее предположение тут же и подтвердилось.

– Рибила не простит нас, пока в её святилище живёт богохульница!
– перекрыл ропот уже начинавшей успокаиваться толпы знакомый голос.

"Да у неё тут сообщница!
– моментально сделала вывод девушка.
– И, может, даже не одна".

– Не простит!
– дружно поддержали женщины.
– Пусть отправляется на каторгу! На рудники её, в рабские бараки!

Но прежнего энтузиазма и накала уже как-то не чувствовалось, видимо, поэтому Маммея, подняв руки, потребовала тишины:

– Нет! Луноликая Рибила добра и милосердна. Юлиса будет каждую ночь петь ей гимны и молить о прощении. Но уж если богиня не услышит, я сама попрошу магистратов отправить её на рудники! Клянусь Рибилой, Питром и Цитией!

Судя по доносившемуся из темноты недовольному ворчанию, данное предложение устраивало далеко не всех.

– Если Луна и в следующий раз не очистится, значит, богине вы обе не по нраву!
– выкрикнула та, кого Ника не без основания считала сообщницей Доры.
– Тогда и ты, Маммея, должна будешь уйти!

Глава святилища вздрогнула, словно от удара.

– Зачем городу жрица, не способная вернуть нам расположение богини?
– продолжала витийствовать невидимая во мраке ораторша.

– Правильно!
– на редкость дружно поддержала её толпа.
– Пусть тоже уходит! Что, нам из-за них детей не рожать? Скажем мужьям, пусть требуют у магистратов убрать Маммею из храма! Пусть уступит место той, кто сможет вернуть милость Рибилы!

Верховная жрица обернулась к Нике, и от её разъярённого взгляда девушке стало не по себе. Кажется, главноначальствующая уже успела пожалеть о том, что поспешила с защитой служанки святилища от гнева толпы.

"Не там врагов ищешь, дура", - мысленно фыркнула путешественница, даже не думая опускать глаза.

– Что молчишь, госпожа Маммея?
– спросила стоявшая впереди пухлощёкая женщина средних лет, поспешно поправляя свалившуюся на плечи накидку.
– Сама уйдёшь, если Луна в следующий раз не очистится, или нам мужей на форум посылать?

– Не смогу вернуть благосклонность Рибилы, - зло зыркнула глазами верховная жрица.
– Сама покину храм.

– Поклянись!
– тут же потребовали несколько голосов.