Отважные(изд.1961)

Воинов Александр Исаевич

– А дивизия?.. – спросил Ястребов.

– Никого не забыли, Дмитрий Михалыч. А дивизии объявлена благодарность. Приказано наградить всех отличившихся, – сказал Стремянной, уже не сдерживая своей радости.

Ястребов читал телеграмму долго-долго и почему-то сердито сдвинув брови. Наконец прочел и отложил в сторону.

– Прямо невероятно, – сказал он вполголоса: – четыре события, и все в один день!

– Три я знаю, товарищ генерал. – Стремянному ново и даже как-то весело было называть Ястребова генералом. Ведь всего несколько месяцев тому назад он был подполковником, а в начале войны – майором. – Первое событие – освобождение города. Второе – присвоение вам звания генерала. Третье – орден... А четвертое?

–

Ну, это самое незначительное, – смущенно сказал Ястребов: – мне сегодня исполнилось сорок пять лет.

– Поздравляю, Дмитрий Михалыч! – сказал Корнеев, крепко пожимая ему руку. – Отметить это надо! Такие дни бывают раз в жизни!..

– И я вас поздравляю, товарищ полк... – Стремянной вдруг сбился, махнул рукой и обнял Ястребова, – дорогой мой товарищ генерал!..

Ястребов с трудом высвободился из его могучих объятий.

– Ладно, – шутливо сказал он. – Поздравления принимаю только с цветами... Давайте покончим с делом. Спасибо вам, товарищ Якушкин, – обратился он к фотографу, который все это время безмолвно стоял в стороне, однако всем своим видом участвуя в том, что происходило в комнате. – Вы поступили совершенно правильно, передав в руки командования эти фотографии. Благодарю вас за это. Я вижу, трудно вам тут было, и в тюрьме насиделись досыта. Как только фотографии вам удалось спасти?

– Я сверток с ними облил варом, и в огороде закопал. Вот и сохранились...

– Хорошо придумал!.. Вот вам записка. – Ястребов нагнулся над столом и, взяв листок бумаги, написал на нем несколько слов. – Идите к начальнику продовольственного снабжения – он выдаст вам паек...

– Спасибо, спасибо, товарищ генерал! – Якушкин широко улыбнулся, обнажив длинные желтые зубы, пожал всем по очереди руки и направился к дверям.

– Ну, Воронцов, – обратился к майору Ястребов, когда дверь за Якушкиным закрылась, – ведь важный материал он нам доставил? А? И человек, по-моему, занятный...

– Да, несомненно, – согласился Воронцов, собирая фотографии в пачку. – Я заберу все фото, не возражаете?

– Забирай, забирай, – кивнул Ястребов и протянул ему карточки, которые были у него в руках. – Это для твоего семейного альбома, а мне ни к чему... Изучи как следует. Это такие документы, от которых не открутишься...

– Еще минуточку, товарищ Воронцов, – сказал Стремянной, заметив его выжидательный взгляд, – я только досмотрю эти несколько штук...

Он взял в руки последние три фотографии. На одной из них внимание его почему-то привлекла фигура уже немолодого немецкого офицера, плотного, с высоко поднятыми плечами... Офицер смотрел куда-то в сторону, и фигура его была несколько заслонена широким кожаным регланом эсэсовского генерала, обращавшегося с речью к толпе, понуро стоящей перед зданием городской управы. Что-то в облике этого офицера показалось Стремянному знакомым. Где он его видел?.. И вдруг в памяти у него возникли те двое пленных, которых он заметил сегодня утром на улице города. Тот, постарше, с поднятым воротником и в темных очках!..

Стремянной быстро вышел из комнаты, спрыгнул с высокого крыльца и нагнал Якушкина в ту минуту, когда фотограф расспрашивал часового у ворот, как пройти к продовольственному складу.

– Товарищ Якушкин! А товарищ Якушкин! – окликнул Стремянной. – Скажите-ка мне, кто это такой?.. Вы не знаете? Да нет, не этот. Вон тот, позади...

Якушкин поправил очки и взял из рук Стремянного фотографию.

– А!.. Я думал, вы спрашиваете про этого оратора в реглане. Это Курт Мейер, начальник гестапо, а тот, позади, – бургомистр Блинов. Знаменитость в своем роде...

– Бургомистр?.. Почему же он в эсэсовской форме?

– А гитлеровцы ему разрешили. В последнее время он ходил во всем офицерском.

– Спасибо! – Стремянной быстро возвратился к себе и вызвал по телефону военную комендатуру города,

– У телефона комендант майор Теплухин!

–

Товарищ майор! – быстро сказал Стремянной. – Часа три назад к вам должны были привести двух пленных офицеров... Одного? Нет, двоих... Один из них такой коренастый, в темных очках... Где он?.. Нет, не хромой, а другой... Сбежал?.. Как же это вы допустили, черт вас совсем возьми!.. Да вы знаете, кто от вас сбежал? Бургомистр! Предатель!.. Найти во что бы то ни стало... Слышите?.. Повторите приказание.

Майор Теплухин повторил в трубку приказание. Стремянной сейчас же распорядился, чтобы в городе тщательно проверялись пропуска и чтобы количество патрулей было увеличено. Потом он рассказал о происшествии Воронцову, отдал ему фото и, когда Воронцов ушел к себе, снова принялся за работу. Но ему не работалось. «Странное дело, как он врезался в память, этот сегодняшний эсэсовец! – думал он, раздраженно шагая из угла в угол. – Вижу в первый раз, а вот поди ж ты!..»

Глава тридцать девятая

УДИВИТЕЛЬНОЕ ИЗВЕСТИЕ

В этот вечер вся энергия движка, который обычно освещал штаб дивизии, была отдана госпиталю и типографии, где печатался первый номер газеты освобожденного города.

...За большим столом, покрытым за неимением скатерти простыней и освещенным неверным желтоватым светом нескольких стеариновых свечей, расставленных на столе между бутылками, банками консервов, тарелками с колбасой, шпигом и дымящейся вареной картошкой, сидел виновник торжества – генерал Ястребов. На его кителе были еще знаки различия полковника – Военторг не предусмотрел, что производство полковника Ястребова в генералы состоится так быстро. Вокруг стола на табуретках, стульях и опрокинутых ящиках сидели замполит Корнеев, Стремянной, которого то и дело вызывали к телефону, Громов и Морозов – оба усталые, полные впечатлений от большого дня. Они сегодня осмотрели весь город, говорили с десятками людей, у них уже стало постепенно складываться представление о том, что предстоит им сделать в этом разрушенном врагом городе. Здесь же был Колесник. Давно он уже не чувствовал себя так спокойно и хорошо, как сегодня.

За стеной штаб дивизии жил своей обычной напряженной и деловой жизнью. Слышались голоса телефонистов: «Волга слушает!», «Днепр, Днепр, отвечайте пятьдесят шестому!» То и дело хлопала дверь. Стучали каблуки. Оранжевые язычки пламени на свечах метались, чадили, и тени голов расплывались по стенам.

Когда наполнили стаканы, Ястребов встал. Встали и все, кто был за столом.

Ястребов сказал:

– Мне хочется вас приветствовать в городе, который освободила наша дивизия. Долго стояли мы на восточном берегу Дона, долго ждали приказа... И вот наконец мы идем на запад. Тяжело видеть нам города наши в развалинах, людей наших замученными... И мне хочется прежде всего почтить память тех, кто погиб за Родину!.. – Комдив замолчал и склонил голову. Все помолчали. – Но главное, – продолжал он, – я верю, я убежден, что нанесенный нами удар приближает полный разгром врага. Выпьем же, друзья, за победу!..

Зазвенели стаканы. Все были взволнованы и даже растроганы.

Стремянной чуть пригубил свой стакан.

Ему часто приходилось вставать из-за стола, чтобы прочесть новые донесения. Самые важные из них он тут же показывал Ястребову, и тогда тот выходил в соседнюю комнату к телефону и докладывал командующему армией.

Из штаба армии запрашивали: сколько и какие боеприпасы нужно доставить; нет ли новых данных об укрепрайоне; когда прислать машины за ранеными; как идет учет трофеев; сколько взято в плен вражеских солдат и офицеров; в каком состоянии город. Из обкома партии интересовались, можно ли быстро пустить в ход электростанцию, а также другие предприятия, и просили, по возможности, обеспечить население продовольствием и топливом...