Отважные(изд.1961)
Шрифт:
– Во-первых, потому, что вы живы, – ответил Стремянной под общий смех. – А во-вторых, я этот сундук сегодня видел своими глазами, Я и подумал: если он цел, может быть, и вы живы...
Соколов пожал плечами.
– Судите меня как хотите, товарищ подполковник... – покорно склонив голову, сказал он, – я, конечно, виноват... Но подумайте сами, я бы погиб, зарыли бы они меня, ведь все равно сундук-то взорвали бы...
Раненые молча переглядывались. Каждый по-своему расценивал поступок Соколова.
– И
Соколов с благодарностью посмотрел в тот угол, откуда прозвучали эти слова.
– А потом они меня отправили в тюрьму, – сказал он, опять поворачиваясь к Стремянному. – Тут вот, на окраине города. Пробыл я там до самых последних дней. Сегодня ночью нас вдруг внезапно подняли, построили и посадили в эшелон. Я понял, что, очевидно, наши начали наступление. Решил бежать... Когда поезд переезжал через мост, прыгнул вниз... Заметили... Стали стрелять... Ранили... Но мне удалось скрыться в прибрежных кустах. А затем я вернулся. Вот и все.
– Все, значит? – задумчиво переспросил Стремянной.
– Все.
В палате на минуту сделалось совсем тихо.
Дверь слегка приоткрылась, и в щель просунулась лысая голова Медынского:
– Товарищ подполковник, вас спрашивают!
– Сейчас приду, – сказал Стремянной и вышел из палаты.
Он пробыл за дверью не больше минуты и вернулся назад, как будто чем-то озабоченный.
Соколов это заметил сразу.
– Что случилось? – спросил он.
– Неприятная история, – ответил Стремянной, прохаживаясь между койками. – Ну, да это потом. Так на чем мы остановились?
– Ни на чем. Я все рассказал. Больше прибавить нечего. – Соколов поглядел на Стремянного спокойным, доверчивым взглядом. Только левая рука его то судорожно сжималась, то разжималась, теребя складки одеяла и выдавая скрытую тревогу.
Вдруг погас свет. Палата погрузилась в полную темноту.
– Движок испортился, – сказал голос усатого солдата.
– Моторист, наверное, заснул, – насмешливо процедил Гераскин.
– Горючего не хватило!
Раненые засмеялись.
Стремянной вышел в коридор, такой же темный, как палата, и крикнул:
– Почему нет света?
Чей-то голос ему ответил:
– Сейчас узнаем!
– Принесите сюда керосиновую лампу!
– Есть! Сейчас!
За дверью послышались чьи-то быстрые шаги. Кто-то, стуча каблуками, быстро спускался по лестнице, кто-то поднимался. Мелькнула полоска света и тут же исчезла.
– Сюда, сюда, – сказал Стремянной какому-то человеку, который шел по коридору. – Что у вас в руках? Лампа?.. Зажгите же ее! Спичек нет? У меня тоже... – Он вернулся в палату, человек с лампой остался стоять в дверях. – Товарищ Соколов, у вас есть спички?
– Нет, – ответил Соколов. – Я не
– У кого есть спички?
– Возьмите, товарищ подполковник, – сказал Гераскин и в темноте протянул коробку Стремянному.
Стремянной взял спички, но тут же уронил их на пол.
– Вот неприятность! – рассердился он. – Где-то около вас, Соколов, спички упали?
– Нет, – ответил Соколов. – Кажется, они упали около соседней койки.
– Вы слышите? – обратился Стремянной к человеку, который стоял в дверях.
– Слышу, – ответил тот.
– Что вы слышите?
В дверях молчали.
– Что вы слышите? – повторил Стремянной настойчивей и громче.
Человек, стоящий в дверях, кашлянул и ответил медленно и сипло:
– Слышу голос бургомистра города Блинова...
– Свет! – крикнул во всю силу легких Стремянной.
– Свет! – закричал в коридоре Медынский.
Но в то же мгновение Соколов вскочил с койки и бросился к окну. Он уже успел вышибить раму, когда Стремянной схватил его и повалил на койку, прижав всем своим большим телом.
Вспыхнувший свет осветил двух борющихся людей. Раненые повскакали с коек, чтобы прийти на помощь Стремянному, но этого уже не требовалось. Соколов лежал, крепко спеленатый простыней, завязанной на его спине узлом.
На пороге комнаты появился новый человек – фотограф Якушкин с фонарем «летучая мышь». Он медленно, в напряженном молчании подошел к Соколову и нагнулся над ним.
– Узнаете меня, господин Блинов? – негромко спросил он. – Я фотограф Якушкин. Вы у меня фотографировались...
– Это ложь, ложь! – прохрипел Соколов, стараясь вырваться из стягивавшей его простыни.
В дверях показался Воронцов. Он неторопливо прошел между койками, вынул из кармана фотографию и показал ее Соколову:
– Посмотрите, господин бургомистр... Вы, несомненно, узнаете себя.
Раненые, вскочив со своих коек, уже больше не ложились. Усатого солдата трясло, как в сильном ознобе. Он стоял около койки Соколова и требовал, чтобы ему дали автомат застрелить предателя. Лейтенант скрипел зубами – он не мог себе простить того, что поверил рассказу Соколова и даже сочувствовал ему. Гераскин вдруг вырвался вперед, навалился на Соколова и занес кулак...
– Не трогать! Это дело разберет трибунал!.. – сказал Стремянной.
Через несколько минут Соколова заставили одеться, и конвой повел его по темным, безлюдным улицам на допрос в особый отдел.
Глава сорок первая
ТАЙНА
– Товарищ генерал, пришел вас ознакомить с некоторыми показаниями, которые на допросе дал Соколов... виноват, Зоммерфельд.
– То есть как это – Зоммерфельд? – сказал Ястребов. – Разве он немец?