Отвергнутая невеста. Хозяйка заброшенного дома
Шрифт:
— Отказ? Ему уже отказывать пришлось? Значит, уже пробовал щипнуть! А я что говорила!
— Но он ушел.
— Ушел — так придет снова!
— Ивонна! Я не думаю, что герцог опустится до насилия, — твердо уверила я ее. — Он очень благородный человек.
Ивонна внимательно посмотрела на меня. Так внимательно, что мягкое мясо цыпленка встало у меня поперек горла.
— Он благородный человек, без сомнения, — подтвердила она. — Да я и не его боюсь. А тебя, госпожа. Твоего сердца. Когда мужчина так глядит, устоять трудно. А он иначе
— Не получит, — поспешила я ее уверить.
Разговор стал мне неприятен. И не только потому, что Ивонна опасалась и мне не верила.
Я сама чувствовала, как меня влечет к Кристиану.
Сама хотела, чтоб он вернулся. Сама хотела еще раз поймать его взгляд на себе.
«Вот лучше бы он не возвращался!» — ото всей души пожелала я, понимая, что Ивонна-то очень права.
***
***
Накормив Итана и перепеленав его в новые пеленки, я уложила обоих детей спать.
Тем более, что это была не проблема.
Наевшись горячего, Рози откровенно клевала носом.
Я снова вправила ее ножку — теперь это вышло легче и безболезненнее, — аккуратно и не туго ее забинтовала, и уложила обоих на свою кровать, в тепло натопленной комнате.
А сама спустилась вниз, в холл, осмотреться.
Ивонна, конечно, приложила много сил, чтобы привести наше жилище в порядок. Полы просто сияли чистотой, и лестница была отмыта до блеска. Даже стены больше не были пыльными.
Одно только место она обошла вниманием. Как будто не нарочно, будто бы просто не добралась до этого места. Но я-то знала — она просто побоялась приблизиться туда.
К старым портретам родни Эрики.
Рядом с ними словно клубилась настороженная тьма.
Какая-то ночная, непроглядная. Вязкая, как нефть. Коричневые грязные сумерки. Душные, скрипучие, как дурной сон.
Портреты висели, потемневшие от времени, и я с трудом понимала, кто на них изображен.
Даже поднося свечу — нет, не видела. Так были испачканы полотна.
Даже свет не мог разогнать клубящегося недоброго мрака.
— Нет. Это совершенно не годится, — пробормотала я. — Хозяин дома — и в таком виде! Разве можно так встречать гостей? А гости сюда еще придут, я не сомневаюсь. Дай-ка, я вас умою…
Я налила в ведро теплой воды, взяла щетку и тряпку.
К стене я придвинула шаткую табуретку и осторожно сняла первую раму.
Щеткой я смахнула всю пыль из позолоченных завитушек рамы. Прошла мокрой тряпкой, а затем насухо вытерла. Рама заблестела благородным золотом. И вид у картины сразу стал не таким зловещим.
— В самом деле, — бормотала я, осторожно протирая полотно влажной тряпкой, стирая слой за слоем пыль, копоть и грязь. — Как черные окна на стенах, в которые заглядывают недобрые неряшливые призраки. Негоже это. Даже если ты призрак, ты заслуживаешь доброй памяти!
На первой картине была изображена какая-то дама.
Даже нет, не так.
Был изображен
Закат окрашивал краешки их лепестков алым огненным отсветом.
Дама под кружевным зонтиком была где-то на заднем плане.
Она почти скрылась в тени деревьев, и полуобернулась напоследок, уходя из цветущего сада.
В целом, очень приятная картина. Летняя, яркая и свежая.
— Ну, какая красота! — пробормотала я, разглядывая плоды своих трудов. — Разве можно, чтобы эти розы скрывались под многолетней пылью?
Я водрузила картину на место, и мне показалось, что во всем доме стало немного светлее. Словно солнце с полотна заглянуло через картину в комнату.
На втором портрете были изображены несколько молодых людей. В старинной форме. То ли гусары, то ли про просто ряженные.
Но сабли у них были. И пистолеты за поясами.
— Бравые ребята! — со смехом похвалила я их.
А третьей картиной был потрет того самого Славного Николаса.
Это уж точно.
Потому что стоило мне взять его в руки, как холодный сквозняк скользнул по моим ногам. И я явственно услышала вздох.
Разыграется же воображение!
С портрета, сквозь многолетнюю грязь, на меня смотрели внимательные глаза. Даже сквозь слой грязи они показались мне умными и… живыми.
Но я стряхнула с себя наваждение и аккуратно поставила портрет к стене.
— Дайте-ка я вас умою, сэр, — сказала я шутливо. — Совсем негоже представать таким перед людьми. А вы-то ведь основатель дома! Люди должны видеть в вас хозяина, а не замарашку.
Над этим портретом мне пришлось потрудиться долго.
Казалось, его коптили и исчертили углем нарочно. Пачкали лицо, лоб, щеки. Пытались закрасить глаза. Но они все равно упрямо смотрели сквозь сажу.
— Ничего, — бормотала я. — В жизни каждого человека случается черная полоса. Вот сейчас мы ее и отмоем!
Я терта и терла тряпкой, шоркала щеткой золотые завитушки рамы. Смывала черную воду с полотна раз за разом, и все не могла рассмотреть картину под слоем грязи краски.
Лишь внимательные глаза наблюдали за мной…
Но все же портрет поддался.
Грязь отошла как-то разом.
Очередной взмах тряпки — и картина заиграла яркими красками.
Сэр Николас был разодет в блестящие шелка, расшитые серебром и золотом. Волосы его были напомажены и отливали золотом. И усы у него были подкручены.
И ничего зловещего в его изображении не было.
Даже взгляд сделался смешливым. Просто нарисованные глаза, и только.
— Ай, да щеголь! — улыбнулась я, с интересом рассматривая портрет родственника. Ну да, я ведь в теле Эрики. А Эрика его потомок. Так что все верно, родственники. — Но так-то действительно лучше.
Я тщательно отмыла и освежила это место с портретами. И действительно, стало светлее и уютнее в доме.
На стенах еще были какие-то картины, в основном милые миниатюры и цветы.