Отвергнутая невеста. Хозяйка заброшенного дома

Фрес Константин

— В нашем положении, Ивонна, и крепкий клочок ткани — драгоценность!

Мы присели рядом со спящими детьми, передохнуть.

Ивонна ловко придвинула корзинку.

Пока благородная Эрика валялась в обмороке, старуха подумала о будущем! Бог знает, какими правдами и неправдами она раздобыла нехитрую снедь. Совсем немного хлеба, кусок сахара, крошечный кусок масла…

— Вам надо кормить ребенка, госпожа Эрика, — с жалостью в голосе произнесла она, придвигая мне хлеб и масло.

Только

сейчас я почувствовала, как проголодалась.

Гулко сглотнула слюну.

С утра маковой росинки во рту не было, с этой несостоявшейся свадьбой и выселением…

Но я не набросилась на хлеб, хотя съела бы весь кусок одна.

— Поедим все вместе, — твердо сказала я. — Когда Рози проснется. Пока… пока давай вскипятим чай.

— Дак нету чая, — горестно всплеснула руками Ивонна. — Прости, госпожа! Я не взяла, не успела…

— Не извиняйся, Ивонна — ответила я. — Твоей вины тут нет. А чая нет — так попьем кипятка с сахаром. Это придаст нам сил.

Я сама отыскала среди груд мусора какой-то маленький котелок. Песком отчистила его, окатила водой. Колодец был тут же, недалеко, во дворе. Я вытянула целое ведро, хотя это было и нелегко, и наполнила наш импровизированный чайник.

— В нем словно ведьмы зелье варили, — ругнулась старуха.

Я лишь рассмеялась. Кажется, начинаю привыкать к ее сердитой воркотне.

— Не выдумывай. Это всего лишь старый котелок, — ответила я легко.

Я подвесила котелок над огнем в камине, пока Ивонна делила хлеб и масло.

Ножа у нее не было, она резала еду суровой толстой нитью.

— Эх, — горько сказала она. Порции наши были крохотные, совсем маленькие. С учетом того, что и на завтрак она немного оставила. — Совсем голодно нам будет…

— Не будет, — уверенно возразила я. — Сейчас слишком поздно. А с утра я схожу, продам сережки в лавке. На хлеб нам хватит. А там придумаем, как жить и чем заняться.

Вода быстро вскипела. Она пахла дымом, но вприкуску с куском сахара это был просто волшебный нектар!

— Так что случилось с родителями Рози? — спросила я, прихлебывая из котелка и передавая его Ивонне. — Мой отец что-то с ней сотворил?

Та снова тяжело вздохнула.

— Вот отец не причем, госпожа, — ответила она. В голосе ее послышались слезы. — Это все ваша мачеха. Истинно говорю, это дьявол в юбке, а не женщина! Дай ей волю, она бы мучила живых людей с утра и до ночи! Мать Рози была красавица. Служила личной горничной у госпожи. Вы должны бы ее помнить. Агата ее звали.

— Агата?

В памяти моей, перемешанной с памятью Эрики, всплыл образ темноволосой, высокой, скромной девушки.

— Она вышла замуж за конюха. За Марека. Славная была пара! Оба красивые, молодые…

— Ах, да! Кажется,

тогда она и пропала из нашего дома.

Старуха горестно поджала губы.

— Немного позже, — ответила она тихо. — Когда забеременела. Госпожа была в ярости.

— Отчего же?! Женщины как правило беременеют, если выходят замуж.

— Оттого, что она запрещала Агате беременеть. Говорила, что не потерпит этого уродства. Когда узнала — Агата уже не могла скрывать живот, — начала травить бедняжку. Заставлять выполнять тяжелую работу. То пододвинуть сундук, то приподнять кровать.

— Хотела от плода избавиться! — ахнула я. Ивонна кивнула.

— Но не вышло. И тогда госпожа словно бы нечаянно… ну, доказать-то нельзя, кто б поверил словам Агаты…

— Что она сотворила?!

— С лестницы ее столкнула. Ударила по лицу и толкнула.

Я молчала, отрясенная. В ушах стоял звон от ужаса.

— Агата родила тогда раньше времени. Но сама…

— Понятно, — произнесла я слишком поспешно. — Умерла.

— Да… не перенесла родов.

В груди моей клокотало от ярости и несправедливости.

И теперь этот монстр будет жить в моем доме?!

Будет пользоваться всеми деньгами, оставленными отцом?

Будет измываться над слугами, и никто ей не помешает?!

— Да почему же жизнь так несправедлива!

— Рози я воспитала, — тихо продолжила Ивонна. — Отца ее госпожа велела со двора прогнать и больше не пускать. Госпожа долго не спрашивала о Рози. А потом вдруг изъявила желание взять ее к себе в служанки. Но, боюсь, ей тоже была уготована судьба матери.

— Ее тоже мачеха столкнула?!

Ивонна горько усмехнулась.

— Неоднократно, — ответила она. — Бедняжка кубарем летала по этой лестнице. Вся в синяках… Вот и ножку повредила. Уж как она мучилась!

Я в ужасе глянула на спящего ребенка.

Как можно вымещать свою досаду, свою злобу на бедной сироте?!

— Но как отец допустил это?!

Ивонна пожала плечами.

— А кто отваживался ему жаловаться? Чтоб старая ведьма кипятком плеснула?

— Как земля ее носит!..

У меня даже руки тряслись. И девочку было очень жаль.

Хотелось как-то ей помочь. Хоть чем-то! Приласкать, успокоить.

Бедняжка… Бледненькая, худая. Сколько горя она повидала в своей короткой жизни.

Горя, боли и страха…

А теперь злобная старуха, лишившая ее родителей, просто вышвырнула ее из дому.

Лишила и шанса на жизнь. Все равно что своими руками убила бы ее.

Впрочем, она и моего малыша не пожалела. Совсем кроху.

При взгляде на спящего младенца я чуть не разрыдалась. Мачеха не могла не понимать, что ждет ребенка в этом заброшенном доме. Холод и голод. Верная смерть.