Отверженный III: Вызов
Шрифт:
Я взял планшет, сделал всё, о чём сказал Милютин, и понял, что очень нервничаю. Это было неудивительно — всё же не в парк аттракционов собирался, хоть Иван Иванович и назвал нашу предстоящую операцию — «Аттракцион». У шефа столичного КФБ было своеобразное чувство юмора. И ещё он заметил или ощутил моё волнение и сказал:
— Не переживай, ты хорошо подготовлен, да и сам по себе — парень не промах. Всё будет хорошо.
— Главное, чтобы Егор не выдал, — ответил я. — А там уж как-нибудь справлюсь.
— За Егора можешь быть спокоен. Перед отъездом в Москву я тебе кое-что покажу, и ты поймёшь, что
Милютин рассмеялся, встал из-за стола и неожиданно протянул мне руку. Я подошёл и пожал её. Пожимая, почувствовал, какая от Ивана Ивановича исходит невероятная сила и уверенность. И мне от этого стало спокойнее.
— Всё будет хорошо, — сказал Милютин. — Ты справишься!
Константин Романович Седов-Белозерский с контролирующим обручем на шее и в сопровождении двух конвоиров шёл по тюремному коридору на встречу со своим адвокатом. Защитой магистра «Русского эльфийского ордена» и его четверых товарищей занимался один из лучших адвокатов страны — Клим Георгиевич Дроздов. Не являясь ни аристократом, ни одарённым, Дроздов благодаря своему таланту и работоспособности сделал невероятную карьеру. Он начал её на должности штатного консультанта юридической конторы в Гатчине и добрался до самых высот — стал одним из влиятельнейших и наиболее высокооплачиваемых адвокатов Санкт-Петербурга.
Но руководителей «Русского эльфийского ордена» Клим Георгиевич защищал бесплатно. Это было основным условием, при котором он согласился взяться за дело. Уважение Дроздова к князю Седову-Белозерскому и всему ордену было так велико, что адвокат просто не мог себе позволить брать с них деньги. Клим Георгиевич был сторонником «Русского эльфийского ордена», считал процесс над его руководителями политическим и считал своим долгом сделать всё возможное, чтобы помочь осуждённым эльфийским аристократам.
Встречи с защитниками проходили в специальной адвокатской комнате, где была запрещена аудио- и видеосъёмка. Когда туда привели Константина Романовича, Дроздов уже находился там. Адвокат сидел за столом и копался в стопке бумаг. Электронные устройства в комнату проносить запрещалось — только бумажные документы.
Дроздову было немного за сорок. Адвокат страдал от лишнего веса, имел большую проплешину на макушке, мешки под глазами и, несмотря на доступ к лучшим лекарям, выглядел невероятно уставшим. Со всем эти сильно контрастировали его идеальные белые зубы, безумно дорогой костюм и туфли из кожи аллигатора.
Конвоиры оставили Константина Романовича наедине с его защитником и удалились. Дроздов тут же вскочил и подбежал к магистру «Русского эльфийского ордена».
— Приветствую Вас, Ваше Сиятельство! — произнёс адвокат и пожал протянутую князем руку. — Желаете ознакомиться с текстом апелляции?
— Не стоит тратить время, — ответил Константин Романович и сел за стол. — Своими словами расскажи вкратце.
— Если совсем вкратце, то мы всё подготовили и подали, но мне уже намекнули, что толку будет мало.
— Я не удивлён, — князь тяжело вздохнул. — Как мы смогли упустить тот момент, когда Романов всё прибрал к своим рукам?
— Мне очень жаль, Ваше Сиятельство. Но такой серьёзный приговор
Адвокат запнулся, не зная, как преподнести князю неприятную информацию.
— Но Каменский тоже боится идти против Романова, и на него можно не рассчитывать, — усмехнувшись сказал Константин Романович.
— Я бы не сказал, что Леонид Васильевич прямо уж так сильно боится кесаря, но поведение его меня удивляет.
— Его или напугали, или купили, — мрачно произнёс князь Седов-Белозерский. — Других вариантов я не вижу.
— Но мы не сдаёмся! — продолжил адвокат. — И для нас признание незаконности ареста — лучшее, что может случиться. Ведь что касается самого дела, там, к сожалению, шансов сильно изменить приговор почти нет. Как ни прискорбно это признавать, но с показаниями Самойлова и Левашова у нас вариантов немного. Исключительную меру мы отменим, на этот счёт даже не переживайте, но лет десять — пятнадцать вам всё равно оставят. Просто не могут не оставить. Но исключительную отменят — кесарь просто не рискнёт приводить такой приговор в исполнение. Одно дела вас арестовать и заставить всех эльфов замереть в ожидании, чем это всё закончится, и совсем другое — казнить. Вы же представляете, что тогда начнётся в Петербурге?
— Представляю. И много на эту тему думаю в последние дни.
— Но есть ещё один вариант: мне тут намекнули, что после избрания императора, если его, конечно, изберут, будет амнистия.
— Если не помешаем — изберут, — со злостью произнёс Константин Романович.
— Так вот, — продолжил Дроздов. — Будет общая амнистия для некоторых категорий отбывающих наказание и, помимо этого, можно будет обратиться к императору с прошением о помиловании. И он точно не откажет. Он не сможет отказать. Ему нужно будет налаживать контакты и отношения со всеми расами и со всеми кланами. Он обязательно Вас помилует.
— Ты слышишь, как это звучит? — мрачно спросил Константин Романович. — Меня, князя Седова-Белозерского, магистра «Русского эльфийского ордена» помилует какой-то человечишко, пусть и взошедший по иронии судьбы на престол. Что может быть большим позором?
— Ваше Сиятельство…
— Посмотри на это! — перебил князь адвоката и указал на свой контролирующий обруч. — Люди надели на нас ошейники. На самых уважаемых и влиятельных эльфов Петербурга жалкие людишки надели ошейники, как на беглых каторжников! И теперь они хотят, чтобы мы приползли на брюхе просить милости у этого выскочки Романова. А он даже не прямой наследник бывшей правящей династии. По сути, он, вообще, никто! И я должен умолять это ничтожество меня помиловать? Не будет этого! Никогда! Князь Седов-Белозерский ещё не забыл, что такое — эльфийская гордость и эльфийская честь!