Отверженный VI: Эльфийский Петербург
Шрифт:
Пришёл я раньше бабушки и успел занять своё место за столом, а вот княгиня Белозерская не успела — одновременно с ней прибежал Тойво и сообщил, что Александр Петрович закончил работать. Разумеется, нам с бабушкой сразу же стало не до ужина, и мы отправились во флигель.
Когда мы вошли в комнату, Романов держал руки над головой Дроздова и начитывал какое-то заклинание. Я сразу же заметил, что у адвоката на теле уже не было рун, а рот и глаза были закрыты. Кожа на всём теле ещё была розовая, но это было не сравнить с тем, что я видел ночью.
— Спит, — пояснил Романов. — Ну а я потихоньку привожу его
— Вам самому бы кто силы восстановил, — заметила бабушка, и я не мог с ней не согласиться, выглядел Романов очень нехорошо. — Оставьте Дроздова, им Тойво займётся.
— За меня не переживайте, со мной всё нормально, — ответил Александр Петрович, заканчивая манипуляции над головой адвоката. — В любом случае, моё самочувствие — такая мелочь на фоне той информации, что я получил из памяти Дроздова.
Слова кесаря мне не понравились, причём сильно. И не понравились они не только мне.
— Что Вы узнали? — тут же спросила бабушка.
— Это отец? — не удержался я от вопроса, который волновал меня больше всего.
— Нет, это не Николай Константинович, — ответил кесарь.
— Ну уже хорошо, — заметила бабушка. — Так кто же это?
— Я не уверен, что это сильно лучше, — сказал Романов, вздохнул и добавил: — Это Каменский.
— Вот это номер! — произнесла бабушка с нескрываемым удивлением, видимо, она даже и не думала о таком развитии событий.
— Соглашусь с Вами, Екатерина Александровна, — сказал кесарь. — Только этого нам ещё не хватало.
— Вы точно в этом уверены? — спросила бабушка.
— Точнее некуда, — ответил Александр Петрович. — Я смог найти нужный мне день. Всё произошло именно так, как я и предполагал: Дроздов приехал утром к Константину Романовичу, поговорил с ним и получил от него пять писем. Одно было предназначено ему. В нём Константин Романович просил как можно быстрее отдать ещё три письма товарищам по ордену и одно графу Каменскому и никому об этом не говорить. Адвокат тут же встретился с Гагариным, Уваровым и Жилинским и отдал каждому из них письмо, а затем поехал к Каменскому.
— Вы не смогли узнать, что в тех письмах? — спросила бабушка.
— Нет, Дроздов ведь в них не заглядывал, я видел лишь то, что видел он. Поэтому его письмо я прочитал внимательно, а вот что было в других — неизвестно. Но я полагаю, там были указаны дата и точное время массового самоубийства.
— А охрана в тюрьме не проверяет письма? — задала ещё один вопрос бабушка.
— Формально это были не просто письма, а переписка с адвокатом. Она не проверяется, мы не имеем права её читать — закон строго-настрого это запрещает. Охрана лишь следит, чтобы ничего не передавалось в конвертах. Ни заключённому, ни от него. Передать адвокату пачку исписанных листов не возбраняется.
— Похоже, пора пересматривать законы, — заметила бабушка.
— Много чего пора пересматривать, но в военное время не до того, — сказал кесарь. — А самое интересное, что мы в процессе следствия, как смогли, проследили по немногочисленным камерам за перемещениями Дроздова по Новгороду, и мы знали, что он несколько раз был у Каменского. Но ни у меня, ни у кого-либо из моих людей даже мысли не возникло, что председатель Конституционного суда настолько связан с «Русским эльфийским орденом». Все визиты Дроздова
Романов тяжело вздохнул и замолчал.
— А Вы нам расскажете, что произошло, когда Дроздов приехал к Каменскому? — спросила бабушка.
— Приехал, отдал письмо, дождался, пока Каменский его прочтёт. Затем они о чём-то поговорили, после чего Леонид Васильевич проводил Дроздова в свой кабинет и усадил в кресло. Начал какие-то манипуляции, и, судя по всему, Дроздов отключился. Потом адвокат пришёл в себя, о чём-то поговорил с Каменским и поехал в тюрьму. Там он ещё раз встретился с Константином Романовичем и получил от него новое письмо. Но путь этого письма я уже не отслеживал. Это могло занять ещё день, а то и два. Ненужная трата времени и сил, учитывая, что главное я уже выяснил.
— И что теперь мы будем делать? — спросила бабушка. — Как Вы считаете, есть шанс договориться с Каменским, чтобы он вернул Дроздову память?
— Не знаю, — признался кесарь. — Пока не знаю. Но могу сказать одно: не считая Николая Константиновича, Каменский — последний, с кем бы я сейчас хотел о чём-либо договариваться.
— Может, имеет смысл мне с ним поговорить? — предложила бабушка. — Раз уж Леонид Васильевич был, как выяснилось, тесно связан с Константином, думаю, он согласится меня хотя бы выслушать.
— Выслушать он и меня согласится, — горько усмехнувшись, произнёс кесарь. — Вот согласится ли помочь? Мы ведь не знаем, что может вспомнить Дроздов, и насколько эти воспоминания могут навредить самому Каменскому.
— Но делать что-то надо, — сказала бабушка. — Слишком много мы уже прошли на нашем пути. Останавливаться нельзя.
— Нельзя, — согласился Романов. — Дайте мне время до завтрашнего вечера.
Глава 19
Граф Каменский вошёл в кабинет кесаря и поприветствовал Романова. Александр Петрович встал из-за стола, чтобы пройти навстречу Леониду Васильевичу и пожать ему руку. В какой-то момент взгляды хозяина кабинета и его гостя встретились. Романов отметил, что председатель Конституционного суда ведёт себя как ни в чём не бывало, словно не догадывается, зачем его пригласил кесарь. Но он не мог не догадываться, Романов был в этом уверен. И оказался прав, потому что сразу же после рукопожатия Каменский произнёс:
— По телефону Вы не назвали причины, которая побудила Вас встретиться со мной, сказали, что это нетелефонный разговор, но мне кажется, я знаю, о чём в нашем разговоре пойдёт речь.
— Неужели я настолько предсказуем? — с наигранным удивлением спросил Романов.
Александру Петровичу заранее был неприятен предстоящий разговор, он сильно сомневался, что ему удастся чего-либо добиться от Каменского, но выбора у кесаря не было. Хорошо, что Леонид Васильевич вообще пришёл — Романов вполне допускал, что влиятельный эльф проигнорирует его приглашение. Каменский уже подал заявление об отставке и по большому счёту являлся председателем Конституционного суда лишь формально. Он уже передал все дела заместителям, и со дня на день должен был перебраться в Петербург.