Ответ

Дери Тибор

Когда наутро за ним пришли, чтобы вести на допрос, Балинт недвижимо сидел на сетке с краю, в той самой позе, какую принял, сев на нее накануне вечером. На его лице, руках, одежде не было ни морщинки, как будто он провел ночь на чистой постели, под периной, повесив аккуратно сложенную одежду на спинку стула. Мужчина на второй сетке все еще спал; он лежал ничком, прикрыв ладонью лицо, и надрывно храпел, его руки, одежда были в грязи. Для Балинта это была третья бессонная ночь: предыдущие две он спал всего по три-четыре часа, эту же бодрствовал

всю напролет. Большую часть ночи он думал об Оченаше, с которым на следующий день встретился опять: они шли друг другу навстречу по коридору политической полиции, каждый в сопровождении дюжего полицейского, однако по застывшему лицу Оченаша и на этот раз нельзя было угадать, что он узнал Балинта.

Второй допрос проходил в другой комнате. Правда, комнаты были похожи друг на друга, как два плевка, но по рисунку трещин на стене Балинт понял, что находится в другом месте. «Тиролец» встретил его приветливо; он только что побрился, в ухе остался клочок мыльной пены, щеки были чуть заметно припудрены.

— Дело-то ваше хуже, чем я поначалу думал, сынок, — сказал он сурово, но вежливо. — Целый год вы держали у себя листовки и, если бы не обыск, вероятно, хранили бы и сейчас. Ведь так?

Балинт не ответил.

— Спорим на маленький фреч, — сказал инспектор, — если бы мы не схватили этого старого мерзавца, вашего крестного, вы бы, сынок, не явились с повинной. Так?

Балинт по-прежнему молчал.

— Но даже после того, как мы его схватили, — продолжал инспектор, — вы, сынок, битых два дня раздумывали, тащить ли вам сюда ваш драгоценнейший циферблат. Так?

— Я не раздумывал, господин инспектор, — сказал Балинт.

«Тиролец» даже ухом не повел.

— И, в довершение всего, вы отказываетесь от показаний по самому важному пункту, — отчеканил он, как бы ставя точку. — Так?

Балинт смотрел перед собой.

— Отвечайте!

— Что отвечать, господин инспектор?

— Правда, что вы целый год хранили листовки за шкафом?

— Это правда.

— От кого вы получили листовки?

Балинт вцепился в подлокотники.

— Этого сказать не могу.

— Ваше дело хуже, чем я поначалу думал, — зевая, сказал инспектор. — Спрашиваю в последний раз: от кого получили листовки? Не ответите по доброй воле, прибегну к другим средствам.

— Врать не хочу, господин инспектор, — произнес Балинт, — а правды сказать не могу.

В окно заглянуло солнце.

Воздух в комнате был такой тяжелый, словно ее не проветривали много дней.

— У нас будет горячий денек, — сказал детектив, значительно поглядывая на Балинта, а тем временем опять снял пиджак, подошел к вешалке, но плечиков здесь не оказалось, и он повесил пиджак на крючок. — Где распространяли листовки? — спросил он, возвращаясь к столу.

— Нигде не распространял, господин инспектор, — сказал Балинт.

— Значит, и это отрицаете?

— Я не отрицаю, — бледный как мертвец выговорил Балинт, — а просто не распространял я.

—

Вы отрицаете также, что получили листовки от этого старого мерзавца?

— Это неправда! — закричал Балинт. — Это я отрицаю, потому что неправда!

— Значит, отрицаете, что получили их от Лайоша Нейзеля, судового кузнеца?

Инспектор наклонился над столом, воззрился на Балинта.

— Ладно, сынок, — сказал он. — Парень ты честный и храбрый, это и слепому ясно. И все было бы с тобой в лучшем виде, если б не оказался ты заражен вредными идеями, ну, про это поболтаем в другой раз. Да и ничего тут не изменишь, случай-то с тобою тяжкий, куда тяжелей, чем я поначалу думал. Ты бы здорово облегчил свое положение, если б признался, от кого получил листовки.

— Не сердитесь, господин инспектор, но этого я не могу вам сказать.

— Не от крестного?

— Нет, — сказал Балинт.

«Тиролец» дружелюбно улыбнулся.

— Ладно, сынок, я уж вижу, что ты не врешь.

Балинт вскинул голову, словно не расслышал как следует. Отъевшееся мурло детектива было так близко от него, что хоть крупинки пудры считай.

— Вижу, что не врешь, — повторил он. — Я хотел только испытать тебя. Мне известно, что ты получил их не от твоего крестного. И даже известно, от кого получил.

Балинт, нахмурясь, смотрел прямо перед собой.

— А получил ты их, — продолжал инспектор как ни в чем не бывало, — от студентки университета по имени Юлия Надь. Так?

Балинт побелел.

— Я еще много кой-чего знаю, — дружелюбно сообщил «тиролец». — Вообще-то полиция в твоем признании уже не нуждается, мы знаем по этому делу все. И я вожусь с тобой, сынок, только потому, что жалею тебя и хочу помочь, то есть облегчить твое положение. Признаешь, что получил листовки от Юлии Надь?

Балинт молчал.

— Можешь говорить спокойно, — весело пророкотал инспектор, — Юлия Надь уже призналась.

— Что? — воскликнул Балинт. И не успел произнести этого единственного слова, как уже знал, что совершил непоправимую ошибку. Он отпустил подлокотники, в которые вцепился так же судорожно, как накануне.

— Ах-ха, — возликовал инспектор. — Словом, признаешь, что знаком с Юлией Надь?

Так как Балинт не ответил, инспектор тяжело вздохнул.

— И какой же ты завзятый упрямый стервец, — сказал он. — Ты все еще не понял, что запираться нет смысла, ты только усугубляешь свое положение… Ну, знаешь Юлию Надь?

— Знаю, — выдавил Балинт.

— От нее получил листовки?

— Не от нее.

Инспектор стукнул кулаком по столу.

— Врешь!

— Не вру, господин инспектор.

— Да как же, к дьяволу в кишки, не врешь! — недовольно, зевая, проворчал «тиролец», — К тому же глупо врешь, без смысла и пользы. А твоего крестного я все равно не выпущу, пока не получу от тебя полного, исчерпывающего признания. Откуда ты знаешь Юлию Надь?

Балинт уставился в стену перед собой.

— Отвечай!