Ответ

Дери Тибор

Мальчик уже понял, что вход бесплатный, но, если вопрос задан, надо добиться ответа. Серые глаза настойчиво глядели в глаза привратника. Мимо него сзади прошагал какой-то господин, привратник ему поклонился.

— Ну, ступай, — сказал привратник, — пропуск получишь вон там, напротив.

— Он сколько стоит? — в третий раз спросил мальчик. — Десять пенгё, — ответил привратник. — Но солдатам и детям бесплатно.

В доме напротив за стеклянной дверью сидел мужчина в белом халате, облокотившись о неотесанный стол. — Пока нельзя, рано еще!

— А когда можно?

— В приемные часы.

—

Это когда?

Человек в белом халате разглядывал штаны Балинта, с которых — уж как только он их ни чистил! — даже молитва не свела бы пятна цементного раствора и извести, не говоря о прочих почетных шрамах, которые труд накладывает на внешность труженика. Правда, лицо и руки мальчика были чисты, но его пиджачок совсем обтрепался, а трещины на башмаках под испытующим взглядом раскрылись еще шире. Балинт выпрямился, заплата на колене ответно глянула в глаза обозревателю. — Когда здесь приемные часы?

Ему пришлось ждать полчаса. Через полчаса, когда посетители пошли от ворот потоком, он опять постучался в справочную. Там стояло человек восемь — десять, в основном женщины. Балинт, переминаясь с ноги на ногу, подождал еще десять минут. Наконец его очередь подошла, но тут густо накрашенная дама, а следом за ней высокий, нагло работавший локтями мужчина его отстранили. — Пожалуйста, пожалуйста, — насмешливо проговорил Балинт, — я могу ведь и подождать. — Мужчина покосился на него, но ничего не сказал.

— Тебе куда? — спросил служитель в белом халате.

— Сюда, в больницу, — ответил мальчик. — Дайте, пожалуйста, пропуск.

— Пропуска не требуется, — сказал служитель, опять окидывая его взглядом, — ступай.

— Не требуется? — Сзади подходили новые посетители. — А я думал, если в обтрепанных штанах, то нужно. — Служитель, заподозрив подвох, зыркнул на него глазом, но открытое, исполненное почтительности лицо мальчика успокоило подозрения. — Так я могу идти? — спросил Балинт. — Или подождать еще немножко?

— К кому идешь?

— К невесте моей, — ответил Балинт, прищурясь.

— Я фамилию спрашиваю, — посмотрел на него служитель. — Вовремя начинаешь!..

Мальчик согласно кивнул. — В самое время… Юлишка Рафаэль.

— Когда поступила?

— Третьего дня.

— Хирургия… Шестая палата, — прочитал служитель в лежавшей перед ним белой книге.

По выложенной желтыми каменными плитами дорожка Балинт пошел налево, к длинному серому трехэтажному зданию; на втором этаже запах эфира и йодоформа, сочившийся из операционных в коридор, сразу подсказал ему, что он на верном пути: такой же запах шел от одного их соседа по «Тринадцати домам», когда его доставили на «скорой помощи», наспех перевязав культю оторванной машиной руки. Ноздри Балинта трепетали, его мутило от этого смешения невыносимо острых и приторно сладких запахов, и все же он не мог не принюхиваться к ним, как не мог оторвать испуганного взгляда от грязно-серых, кое-где уже пропитавшихся кровью бинтов, которые окутывали шеи, руки или ноги шаркавших по коридору ходячих больных. Он весь сжался, стараясь ничего не коснуться, и только взбудораженные органы чувств — глаза, нос, уши — несли свою вахту, испуганно вылавливая из водоворота повседневных звуков то далекий, замирающий стон, то вырвавшийся из-за двери вопль резкой боли.

Побелка

на стенах была уже серая, липко-грязная, масляная краска там, где ей полагалось быть, давно отвалилась. На укрепленной у стены подставке одетый в холщовый сине-белый полосатый халат больной подогревал себе на газовой горелке пищу, рядом, на соседней горелке, в красной кастрюльке кипятился шприц. Перед шестой палатой стояли две женщины, тоже больные, и громко смеялись.

Услышав смех, мальчик приободрился. В палате между двумя рядами кроватей, стоявших изголовьем к стене, расположился стол, весь заваленный мисками, у другого стола сидела монахиня и что-то писала. Юлишка лежала на самой последней кровати, в том ряду, что шел от окна; она подняла руку и, поднеся к самому лицу, пристально ее рассматривала. Балинт молча остановился у нее в ногах.

— Иисус Мария! — воскликнула Юлишка. — Ты-то как попал сюда, Балинт?

Она села на постели, ее угольно-черные глазищи широко раскрылись. Крохотная фигурка Юлишки совершенно терялась в больничной рубашке, в которой хватило бы места на двух таких, как она, из-за широкого ворота особенно маленькой казалась мордашка, особенно черными — две тугие косички за ушами. — Видишь, — сказала она недовольно, одергивая рукава рубашки, — меньше не было, а в этой я вот-вот утону. — Она пальцем показала на стоившие у кровати соломенные шлепанцы. — И шлепанцы такие, что я на каждом шагу их теряю. Ой, Балинт, да откуда же ты узнал, что я борьная?

— Борьная? — передразнил мальчик. — Я днем заходил к вам.

— Ой, как здорово! — воскликнула Юлишка. — Значит, ты все-все знаешь, да? Что трамвай чуть меня не раздавил и все платье изорвал, а футля одна совсем потерялась?

Балинт поглядел на нее. — Что потерялось?

— Ну, футля моя… туфля, не понимаешь? — Девочка была недовольна. — А мизинец попал на рельсу и сгорбился, стал совсем как рогулька. Но сперва никто этого не заметил, потому что я была без памяти, и все думали, что трамвай задавил меня насмерть, и принесли сюда. А мне даже больно не было, правда, только когда его выпрямлять стали да в лубки укладывать. Зато он теперь опять совсем прямой стал, видишь?

— Вижу, — сказал Балинт.

— И шлепнулась я прямо в лужу, — возбужденно рассказывала девочка, — так что даже штанишки стали грязные! Но это все ерунда, завтра я уже вернусь домой, вообще-то меня и сегодня отпустили бы, но здесь так интересно! Ой, как хорошо, что ты пришел!

— Здесь интересно? — с сомнением переспросил Балинт.

Девочка кивнула. — Очень! Вот погоди, расскажу. Меня только эта гадкая рубашка злит, я все время с ней воюю, никак себя в ней найти не могу. Видишь, какие красивые полоски у нее по бокам вытканы. Национальных цветов!

— Вижу, — буркнул мальчик.

— Это чтобы мы их не украли, — пояснила Юлишка. — Ой, Балинт, как же ты вырос, пока я тебя не видела!

Балинт оглядел себя. — Вырос.

— А вот и неправда, — воскликнула Юлишка, прищурясь и меряя приятеля взглядом, — вовсе ты не вырос. Нет, пожалуй, все-таки… самую малость! Почему ты так медленно растешь?.. Когда мы виделись в последний раз?

— На прошлое рождество.

— Ой, да какой же ты тощий! — вскричала вдруг Юлишка с испугом. — У вас по-прежнему нет денег?