Отягощенные злом
Шрифт:
— Это неверный.
— Неверный?!
Генерал шагнул вперед и с размаха влепил пощечину своему нукеру.
— Идиот! Аллах наказал твоего отца тобой! Как тебе хватило ума привезти неверного сюда?! Идиот!
— Но эфенди! — закричал Керим. — Я проверил, у него ничего нет!
— Какой ты идиот! У него может быть маяк! Маяк, который работает где угодно! Может быть, русисты уже летят сюда!
— Но эфенди! Я проверил, как вы говорили! Ничего нет!
Родившийся и выросший в Персии генерал привык не доверять людям на слово, особенно
Но на экране была ровная линия.
Генерал выпрямился.
— И что мне теперь делать?
— Но разве вы не хотели о чем-то спросить этого шакала? — удивился Керим. — Разве не лучше спросить неверного?
Керим любил генерала. Искренне любил и был ему верным псом. Его любовь не могли поколебать и странные поступки генерала — то он хочет кого-то о чем-то спросить, то злится, что Керим притащил ему неверного, чтобы можно было с него спросить…
— Да, ты прав, — сказал генерал, — приведи его в порядок…
Благодаря современным системам связи канал восстановился через десять минут. Теперь нас было четверо. В Белом дворце в Константинополе при Его Величестве был терминал закрытой связи, и он мог в любой момент связаться с кем угодно — вплоть до отдельного командира роты. Или принять на себя командование всей армией Империи…
Про то, как смотрели на меня Казарский и Шенн, лучше и не упоминать.
Николай попросил изложить суть дела и аргументы сторон. По очереди мы сделали это. Особенно усердствовал Казарский, пока Николай не показал жестом — «достаточно».
Наверное, первый раз в жизни трое старших офицеров имели возможность обратиться за разрешением спора сразу к Его Величеству.
— Ваше мнение, господин Воронцов? — сказал Николай, выслушав нас.
— Я готов рискнуть вместе со всеми.
— Ваше мнение, господин Шенн?
— Против. Противоречит всем правилам, Ваше Величество.
— Господин Казарский.
— Категорически против. Категорически, Ваше Величество! Безумная авантюра, да-с…
Николай помолчал. Я помнил его еще подростком — он никогда и ни перед чем не отступал. Если перед ним было дерево — он считал трусостью не залезть до самого верха…
— А если там Тимур и он от нас опять уйдет? Кто из вас, господа, готов отвечать за то, что произойдет далее?
И Шенн, и Казарский стушевались. Явно не ожидали, хотя могли бы. Николай III Романов в жизни следовал простому и верному завету генерал-адмирала Колчака. Если что-то страшно —
— Санкционировав высадку, я подвергну риску жизни двух десятков храбрых людей, которые присягнули служить Мне и России. Отказав, я подвергну риску Мой народ. Господа, я выбираю первое, — сказал Государь. — Господин Воронцов, действуйте по Высочайшему повелению. Господь да спасет нас!
Капитан Бородин не был таким уж храбрым человеком. Нет, он родился и вырос в стране, где мужчины действительно мужчины и храбрость, способность идти навстречу злу, встречать воинствующее зло с презрительной ухмылкой — черта любого НОРМАЛЬНОГО мужчины. Но безумная храбрость — ее дает только фанатизм. Полное презрение к смерти, исповедование какой-то такой веры, ради которой можно не задумываясь отдать жизнь, — так вот, такой храбрости у капитана второго ранга Бородина не было.
Он родился и вырос в нормальной стране. У него были нормальные родители, семья, брат и три сестры — семья была многодетной, как это и было принято в России. С деньгами было негусто, поэтому Бородин, сын крестьянина, пошел учиться на казенный кошт в военно-морское училище. Закончил его, стал моряком, потом прошел переподготовку на курсе специальной разведки. Стал разведчиком.
Он делал свое дело — разведку, сбор информации о злоумышляющих, как делают свое дело крестьяне. Тихо, истово, без фанфар и похвальбы, изо дня в день. У крестьян есть поговорка «Пахать — значит молиться». Любая работа — от Бога, и ее следует делать точно так же, как молишься: искренне и с полной самоотдачей. Он так и работал — пока не оказался черт знает где…
Он узнал стоящего перед ним человека. Хотя освещение было так себе, направленная ему в лицо лампа слепила его, не давая видеть, что происходит, — он все-таки узнал его. Прежде всего — по голосу: имя, внешность и голос этого человека знал любой солдат Императорской армии, любой сотрудник спецслужб. Это был бывший глава шахских спецслужб генерал Абубакар Тимур, ныне — объявленный вне закона террорист, главный среди террористов…
Сам капитан Бородин не должен был с ним разбираться. Для этого существуют особые центры разведки, о которых знают только те, кому положено знать. Существуют ГРАД — группы активных действий, созданные специально для борьбы с терроризмом, для захвата или уничтожения особо опасных преступников и террористов. Но сейчас нет ни особых групп, ни ГРАДа, а есть только он. В одном подвале с террористами…
— Назови свое имя…
Генерал говорил по-русски. Как и любой офицер шахской армии, он знал русский язык.
— Флота… капитан второго ранга Бородин…
Почему-то самое главное чувство, которое он испытывал на пороге смерти, — это обида. Обидно умирать вот так…
— Ты русский разведчик?
— Флота… капитан второго ранга Бородин…
— Так и будешь изображать из себя стойкого оловянного солдатика?
— Флота… капитан второго ранга Бородин…