Ойкумена

Николаев Игорь Игоревич

Невесте повезло больше... Или меньше.

Да будет вам известно, любезные господа, что женщина может удовлетворить потребности мужчины разными способами. И хотя может показаться, что сегодня мы испытали их все, позвольте разубедить вас.

Да утихомирьте ее, наконец. Просто сломайте этому животному ногу. Уверяю вас, оно сразу станет очень послушным.

Просим, просим, властитель Шотан. Я верю, сие ущербное творение Создателя, ликом схожее с человеком, однако погрязшее в скотской дикости глухой провинции, еще сможет развлечь нас.

Подай мой особый нож. Друзья, приглашаю вас оценить старинное искусство p`atrean, сиречь резьбы на выделанной коже. К сожалению, мое умение пока невелико, да и материал оставляет желать лучшего, но я уверен, вы проявите снисходительность

к моему несовершенству! Приступим.

Поглощенная потоком воспоминаний, Лена пропустила момент, когда опасно приблизилась к потоку, и ее заметили. Чужое, постороннее внимание сфокусировалось на ней, будто прожектор черного света. В нем не чувствовалось искры разума, скорее это было рефлекторное действие, как у паука, что реагирует на дрожание сигнальной нити. Зато ощущалась злобная целеустремленность.

Девушку накрыло приступом дурноты. Темные щупальца прорастали во все уголки памяти, не пропуская ни единого, кропотливо перебирали, просеивали картины былого, отбирая самые черные, позорные события. Первая обида родителей. Первая ложь. Первая несправедливость. Первая близость...

И тут очередной завиток тьмы коснулся чего-то потаенного, словно семечко от давно съеденного яблока, забытое в самом дальнем углу стола, но готовое прорасти при бережном уходе. Эта крошечная частичка Лениной души упорно не поддавалась давлению, уходила от зловещего объятия. Чужак сосредоточился на ней, стянул щупальца в жгут, буквально разрывая неподатливый клочок памяти.

Девушка корчилась всем своим существом, беспомощная, чувствуя, что ее буквально уничтожают изнутри, сжигают, будто кислотой, пытаясь сломать основу основ, стержень, удерживающий ее разум.

Наконец «семечко» поддалось, а затем случилось невероятное.

Сантели всегда просыпался сразу, как настороженный волк, готовый в любой момент оскалить зубы - ценный навык для того, кто хочет выжить на Пустошах. Но сейчас он тяжко прорывался из глубин кошмара. Бригадир чувствовал себя новорожденным, который покидает утробу матери, через боль и удушье. Он рвался к свету, только вместо света был звук. Словно маяк с колоколом, предупреждающий моряков в тумане, когда самый яркий огонь становится бессилен.

И наконец, бригадир очнулся.

Кто-то кричал, страшно, так, словно у него в легких был бесконечный запас воздуха. Сантели рванулся с кресла, в котором заснул, сидя, и споткнулся, упав на колени. Ноги тряслись, отказываясь служить. В первое мгновение Сантели показалось, что он еще не проснулся - вокруг все плыло, подернутое серой дымкой. Затем бригадир одновременно осознал три вещи.

Первая - кричит Хель, причем, кажется, в некоем трансе. Даже не кричит, а воет, как раненое животное так, что того гляди, сейчас во всем доме лопнут остатки стекол.

Вторая - с глазами у него все в порядке. А пространство заполнено множеством серо-черных нитей толщиной не больше, а может и меньше самого тонкого женского волоса. Они легко проходили друг сквозь друга, извивались, создавая единую колышущуюся массу. И тянулись к людям, жадно зависая над лицами спящих, собираясь в омерзительные червеобразные жгуты.

Третья - все нити шли с потолка, который изменил цвет, став черным, темнее самой непроглядной тьмы в подземельях.

Хель, наконец, выдохнула до упора, с протяжным всхлипом дернулась, как припадочная. И, одновременно с тем чернота на потолке дернулась рябью, как живая, набухла огромной каплей и повисла, вбирая в себя нити. Мгновение - и комната очистилась. Еще мгновение - капля упала на пол, расплылась блином по колено человеку и поднялась столбом. Все происходило очень быстро - как будто жидкость или расплавленный металл заливали в невидимую форму. Желеобразный комок качнулся вперед, опустился на четвереньки, пророс изнутри пучками колючего меха, выбросил в стороны несколько пар конечностей, а над горбатым загривком зазмеилась пара боевых щупалец.

Перед Сантели оказалась самая кошмарная тварь из всех, что бригадир когда-либо встречал.

О

подобных существах как правило пишут «некогда оно было человеком». Однако... нет, вряд ли в этом создании имелось хоть что-то людское, скорее тварь походила на скверную попытку вылепить из податливой глины нечто антропоморфное, притом - как в притче о свинье и трех слепых горцах - ориентируясь лишь на обрывочные описания.

Торс был как будто сшит воедино из двух отдельных, положенных один на другой. Голова, вернее куполообразный вырост в передней части туловища, заканчивался почти круглой пастью, больше похожей на зубастую трубку. Мелкими тупыми зубами поросла и вся правая часть условной морды, а вместо глаз на окружающий мир слепо таращились два отверстия, затянутые тонкой, туго натянутой пленкой. Похоже, создание больше полагалось на слух. Нижний торс опирался на две пары мощных лап, переламывающихся в трех суставах каждая, из-за чего ног казалось больше, чем в действительности. Из «плеч» верхнего туловища торчали еще две руки, похожие на человеческие, но с пальцами как у лемура, снабженными тарелкообразными присосками. Учитывая, что стоп на «ногах» не имелось, только широкие кисти, как у обезьяны, с разным числом пальцев на каждой, можно было предположить, что тварь плохо бегает, зато способна перемещаться по любой вертикальной поверхности. Лапы выглядели очень сильными, под белесой кожей с редкими пучками колючей шерсти желваками перекатывались мышцы, обвитые крупными сизыми венами. Но главным оружием скотины определенно были два щупальцеобразных отростка, похожих на сегментированные кнуты. Каждый заканчивался кристаллическим навершием, очень похожим на типичную «розочку» от разбитой бутылки.

Мгновение всеобщей растерянности затянулось. Объективно оно заняло три-четыре секунды, вряд ли больше. Но каждому показалось, что пауза заняла целую вечность. «Смоляные» были ошарашены - они готовились выдерживать осаду и штурм любого врага извне, а противник внезапно оказался среди них. Кроме того мозги все еще туманились остатками морока, наведенного пришельцем. Чудовище же... Мелкими шажками тварь отступала к окну, угрожающе вибрируя щупальцами, словно гремучая змея погремушкой. Пластика демона казалась совершенно нечеловеческой, и тем не менее в шагах его ощущалась легкая тень неуверенности. Создание не было обделено орудиями убийства, да и весило пару «сухих бочек», то есть два центнера с довеском. Но такая охота оказалась ему непривычна, а открытый бой - нежелателен.

Хель перестала биться в конвульсиях, мышечный спазм рванул ее, как марионетку, буквально вздымая с ковра. Лекарша озиралась с абсолютно ополоумевшим видом, будто только что пропутешествовала в ад и обратно.

Шарлей заснул сидя, положив обнаженную саблю на колени, а молот вдоль бедра, прямо под левую ладонь. Бретер пришел в себя быстрее всех - сказались отточенные навыки бойца, который обманывал смерть тридцать с лишним лет. Сознание еще не охватило всю глубину случившейся беды, а руки уже сами собой легли на оружие. Однако первой атаковала Шена. Движения ее были стремительными, альшпис нацелился точно в плешивый бок, у основания передней лапы, где открывался сустав. Но существо оказалось быстрее, оно развернулось на месте, комично прикрывая слепую морду верхней парой конечностей с тонкими лемурьими пальчиками, и взмахнуло бичами. Первый удар выбил копье из рук Шены. Тварь выпрямилась на могучих лапах, раскручивая над собой второе щупальце, рисуя восьмерку, словно палач, демонстрирующий мастерство владения кнутом.

Бывают мгновения, когда человек не думает, а просто делает. Бывают, когда наоборот, мыслей очень много, но человек все равно делает нечто такое, что идет совершенно вразрез с воплями разума, а также инстинктом самосохранения. Пока щупальце, гремя плотными роговыми накладками, разворачивалось над спиной демона, Лена отчетливо осознала, что сейчас Шена умрет. Живые кнуты обладали огромной силой, навершия казались прочными, как железо, а копейщица оказалась слишком близко к врагу. И, кроме того, женщина сняла куртку, укрепленную кольчужными вставками и кожаными пластинами, вываренными в горячем воске.