Озарение Нострадамуса
Шрифт:
— Никак нет, гражданин директор! Мальчонке только восемь лет, и он научился тачать сапоги.
Баррас загадочно сощурился и расхохотался:
— Король Франции — сапожник! Вы уморили меня, гражданин Симон!
Симон робко улыбался, а Баррас разглядывал его, словно стараясь проникнуть к нему внутрь.
— С роялистами знакомы, гражданин депутат?
— Никак нет, — замотал головой Симон.
— Неужели никто не заходил посмотреть на мальчонку?
— Никто, гражданин директор. Он у меня под
— Напрасно, — нахмурился Баррас. — С генералами, да еще в рваных сапогах, надо быть поосторожнее. А вообще Директория поручила мне сообщить нам. что освобождает вас отныне от этой опеки над гражданином Капетом, которого роялисты метят в короли.
— Как же так! А Шарль?
— Гражданин Капет, чтобы уберечь его от похищении роялистами, будет защищен стенами замка Темпль.
— Его? В тюрьму? — ужаснулся Симон. — Восьмилетнего малыша?!
Баррас бессильно развел руками и улыбнулся:
— Директория выражает вам, гражданин Симон, благодарность за выполнение поручения Конвента, кстати, протащенного якобинцами.
Последние слова Барраса прозвучали с тенью угрозы. Он в упор рассматривал Симона, словно хотел насквозь пронзить взглядом его тощую фигуру, докопаться до его сокровенных мыслей. Вдруг его лицо преобразилось, и он спросил:
— Вы так привязались к этому мальчику?
— Всей душой! Как к родному сыну, которого так и не дал мне Господь.
— И если бы понадобилось… — начал Баррас и замолчал, вопросительно глядя на Симона.
— Я отдал бы за него жизнь!
— Похвальное чувство. Я учту это… — загадочно произнес Баррас и отпустил башмачника.
Лукавый член Директории с манерами царедворца, языком демагога и коварством Екатерины Медичи, как скажет о нем Наполеон, с затаенной мыслью смотрел вслед тощей фигуре, неуверенно шагающей по дворцовому паркету.
Своего любимца Симон уже не застал в мастерской. Заплаканная Жанетта рассказала, что его забрали солдаты и увезли в карете.
Появившийся вечером Роше со слезами в голосе поведал, что сам закрыл дверь темной камеры, куда заключили их Шарля…
Оба друга сидели рядом за верстаком со сжатыми кулаками.
— Ну, мы еще посмотрим! — тихо сказал Роше. — Ключи-то от камеры в моих руках.
И они стали шептаться.
А Жанетта вытирала глаза передником на кухне.
Роше предупредил, что не скоро появится, а когда придет, то за Симоном. А там видно будет…
Жанетта слышала последние слова, с которыми Роше прощалея с ними. А через несколько месяцев Директория объявила о кончине бывшего дофина Луи-Шарля Бурбона (гражданина Капета) oт золотухи и о том, что он похоронен на кладбище св. Mapгариты у монастыря Сен-Дени.
Жанетта рыдала, а Симон ходил мрачнее
— Собирайся, — сказал он Симону. — На две недели, — пояснил он взволнованной Жанетте, которая кинулась собирать мужа в дорогу. Куда и зачем — она не знала. Это дело мужское…
Роше усадил Симона рядом с собой на козлы и шепнул:
— Пока начальник полиции — несменяемый при всех режимах Фуше, не только стены, лошадиные хвосты имеют уши. Симон понимающе кивнул, узнав только, что они едут в монастырь Сен-Дени.
Там, оставив карету во дворе, они прошли на кладбище св. Маргариты, где Роше подвел Симона к не так давно насыпанному холмику без надгробной надписи.
— Он здесь, наш Шарль? — спросил Симон.
Роше усмехнулся, а потом вытер платком край глаза.
— Здесь мой сын, умерший от золотухи.
— Ты подменил его сыном? — почти с ужасом спросил Симон.
— Я их доставил вместе в одном гробу вон в ту часовню, видишь? Ночью поднял крышку гроба и перевел Шарля в дальнюю башню монастыря на чердак.
— Кто дал тебе карету?
— Баррас.
— Баррас? Как он мог?
— Он накрыл меня, когда я укладывал живого и мертвого мальчиков в один гроб, который заказал для дофина сделать пошире. Все равно тесно им было.
— И что же Баррас?
— Это хитрая бестия. Он пригрозил мне гильотиной и велел строго выполнять все его приказания. Шарль как он сказал, должен был отсидеть в башне шесть месяцев пока все не уляжется. Очевидно, считал, что его помощь зачтется если монархия будет восстановлена.
— И что теперь?
— Отвезешь его далеко в Нидерланды на ферму Наундорфа близ города Демфля. Ты привезешь туда «племянника умершего хозяина», который и будет теперь ее владельцем.
Путь по первому снегу был долог.
Когда же они достигли далекой фермы на чужой земле, им навстречу выбежала толстая хлопотливая фрау, которая заговорила на ломаном французском языке, помогая спуститься по подножке приехавшему, закутанному с ног до головы, о котором в пути Симон говорил, что: но больной чуть ли не чумой, и любопытные отскакивали как ужаленные.
— О. майн Готт! Какой есть приятный толстенький мальчик, — трещала фрау, раскутывая нового хозяина фермы. — Есть вылитый покойный господин Наундорф! Горожане Демфля будут иметь приехать сюда узнавать наследника старого друга. Совсем есть такой!
Узнав, что мальчик немного знает немецкий, она пришла в неистовый восторг, без конца болтая теперь уже по-немецки.
Симон накормил лошадей и, не задерживаясь, тронулся в обратный путь на козлах кареты, предоставленной дальновидным членом Директории Баррасом.