Ожерелье королевы
Шрифт:
– Возможно ли это… – пробормотал г-н де Роган. – Жозеф Бальзамо, о котором говорили, что он погиб при пожаре, жив. Жозеф Бальзамо…
– Граф Феникс живой, и живой более, чем когда-либо, монсеньор.
– Но, сударь, вы представляетесь под другим именем… А почему вы не оставили себе былое?
– Именно потому, монсеньор, что оно былое и вызывает грустные и тягостные воспоминания, во-первых, у меня, ну и, соответственно, у других. Возьмем, к примеру, ваше высокопреосвященство. Скажите, разве вы не захлопнули бы дверь перед Джузеппе
– Я? Разумеется, нет, сударь. Никогда.
Кардинал, до сих пор еще не пришедший в себя, так и не предложил Калиостро сесть.
– В таком случае, – заметил гость, – у вашего высокопреосвященства памяти и порядочности больше, чем у всех остальных людей.
– Сударь, вы некогда оказали мне такую услугу…
– Не правда ли, монсеньор, – прервал его гость, – я совершенно не постарел и являю собой прекрасное доказательство действенности моих капель жизни.
– Полностью признаю, сударь, но ведь вы возвышаетесь над людьми, вы свободно одариваете их золотом и здоровьем.
– Насчет здоровья не стану спорить, а вот насчет золота – увы, нет.
– Вы больше не делаете золото?
– Нет, монсеньор.
– Но отчего же?
– Потому что я утратил последнюю крупицу необходимого ингредиента, который мой учитель мудрец Альтотас дал мне, когда прибыл из Египта. Это был единственный рецепт, которым я не обладал.
– Он сберег его?
– Нет, то есть да, сберег или, если вам угодно, унес его с собой в могилу.
– Он умер?
– Да, я потерял его.
– Но почему же вы не продлили жизнь хранителю необходимого рецепта, коль сами, по вашему утверждению, сохраняете жизнь и молодость уже столетия?
– Потому что у меня есть средства от болезней, от ран, но я бессилен, если человек погибает в результате несчастного случая, не призвав меня.
– Ах, так, значит, жизнь Альтотаса прервалась в результате несчастного случая?
– Вы должны знать об этом, так как вам известно о моей смерти.
– Значит, пожар на улице Сен-Клод, во время которого вы исчезли…
– Погубил одного Альтотаса, верней, мудрец, устав от жизни, пожелал умереть.
– Странно.
– Напротив, естественно. Я ведь и сам сотни раз подумывал так же покончить счеты с жизнью.
– И тем не менее отказались от этой мысли.
– Потому что выбрал состояние молодости, в котором великолепное здоровье, страсти, плотские радости позволяют мне еще как-то рассеяться. Альтотас же, напротив, выбрал старость.
– Ему надо было последовать вашему примеру.
– Нет. Это был замечательный, выдающийся человек, в этом мире он искал только знания. А властное бурление молодой крови, страсти, наслаждения отвлекли бы его от созерцания вечного. Чтобы размышлять, надлежит избавиться от лихорадки в крови, надо суметь погрузиться в ничем не возмущаемую сонливость.
Старик умеет размышлять лучше, чем молодой человек, но зато, когда им овладевает тоска, лекарства от этого
– Да, – произнес кардинал, – с вашим воскрешением возрождается и мое удивление вами. Магия ваших слов, сударь, и ваши чудесные поступки так действуют на меня, что я чувствую, как возрастают мои возможности, как возвышается в моих глазах ценность человека. Вы напомнили мне о мечтах моей юности. Знайте, что десять лет назад вы открыли мне их.
– Да, знаю, но с тех пор мы оба изрядно изменились. Я, монсеньор, уже не мудрец, а только ученый. А вы тогда были красивым молодым человеком, а теперь вы – красивый принц. Кстати, монсеньор, помните, как в тот день у себя в кабинете я предрек вам любовь женщины, на прядь светлых волос которой взглянула моя ясновидица?
Кардинал сперва побледнел, но тут же залился краской. Страх, а потом радость заставили его сердце биться сильней.
– Помню, – ответил он, – но к стыду своему…
– А давайте посмотрим, – с улыбкой прервал его Калиостро, – смогу ли я еще сойти за волшебника. Погодите, я сосредоточусь на этой мысли.
И он задумался.
– Так где же эта светловолосая девочка ваших любовных мечтаний? Что она делает? – проговорил он. – О, я вижу ее. Да и вы тоже сегодня видели ее. Более того, вы приехали от нее.
Кардинал прижал похолодевшую руку к бешено бьющемуся сердцу.
– Сударь, – прошептал он так тихо, что Калиостро с трудом расслышал его, – умоляю вас…
– Вам угодно говорить на другую тему? – предупредительно осведомился волшебник. – Извольте, ваше высокопреосвященство. Располагайте мною, как вам угодно.
И, не дожидаясь приглашения кардинала, который с самого начала этой интересной беседы так и не вспомнил о том, что нужно предложить гостю сесть, Калиостро непринужденно расположился на софе.
Часть третья
1. Должник и заимодавец
Кардинал в оцепенении следил за действиями гостя.
– Ну что ж, – произнес тот, – теперь, монсеньор, когда мы с вами возобновили знакомство, давайте побеседуем, если вам угодно.
– Да, – откликнулся прелат, мало-помалу приходя в себя, – да, побеседуем о возврате долга, который… о котором…
– О котором я упомянул в письме, не так ли? Вашему высокопреосвященству не терпится узнать…
– О, это был всего лишь предлог, не правда ли? Во всяком случае, таково мое предположение.
– Нет, монсеньор, ничуть не бывало, это сущая правда, и совершенно серьезно, уверяю вас. Этот долг вполне достоин быть погашенным: речь идет о пятистах тысячах ливров, а пятьсот тысяч ливров – изрядная сумма.