Ожерелье королевы
Шрифт:
– Вы жестоки, Оливье…
– Я говорю так, как говорят перед лицом смерти.
– А что, по-вашему, думают ювелиры?
– Что королева не в состоянии уплатить, но за нее заплатит господин де Роган.
– А что думают люди об ожерелье?
– Что оно у вас, но вы его припрятали и признаетесь в этом не раньше, чем оно будет оплачено либо кардиналом, который любит вас, либо королем, который не захочет допустить скандала.
– Хорошо. Теперь, Шарни, посмотрите мне в глаза и отвечайте на мой вопрос: что думаете вы о том,
– Я думаю, сударыня, что вам нужно доказать мне свою невиновность, – горячо возразил благородный молодой человек.
Королева вытерла лоб, по которому струился пот.
– Принц Луи, кардинал де Роган, великий раздаватель милостыни Франции! – прокричал в коридоре голос привратника.
– Это он! – прошептал Шарни.
– Для вас все складывается как нельзя лучше, – заверила королева.
– Вы его примете?
– Я сама велела его позвать.
– А я…
– Ступайте в мой будуар, оставьте дверь приоткрытой и слушайте.
– Сударыня!
– Ступайте скорее, кардинал уже здесь.
Она втолкнула Шарни в комнату, о которой шла речь, неплотно прикрыла дверь и впустила кардинала. Кардинал де Роган ступил на порог. Он был великолепен в церковном облачении. За ним на почтительном расстоянии следовала многочисленная свита, одетая с той же пышностью, что его высокопреосвященство. Среди склонившихся в поклоне людей виднелись Бемер с Босанжем, которым было слегка не по себе в придворных костюмах. Королева пошла навстречу кардиналу с подобием улыбки, которая быстро сошла с ее лица.
Луи де Роган был серьезен и даже печален. Он сохранял спокойствие, подобно отважному воину, идущему в бой, и в то же время от него исходила неуловимая угроза, как от священника, которому дано отпускать грехи. Королева указала на табурет; кардинал остался стоять.
– Ваше величество, – начал он с поклоном, не в силах скрыть дрожь, – мне нужно сообщить много важных вещей, но вы задались целью меня избегать.
– Разве я избегаю вас, ваше высокопреосвященство, – возразила она, – ведь я сама пригласила вас сюда.
Кардинал метнул взгляд в сторону будуара.
– Мы с вами одни, ваше величество? – тихо спросил он. – Могу ли я говорить вполне свободно?
– Вполне свободно, ваше высокопреосвященство; не церемоньтесь, мы с вами одни.
Ее уверенный голос, казалось, стремился достичь слуха молодого человека, который был спрятан в будуаре. Она держалась гордо и смело, стараясь с первых же слов внушить уверенность г-ну де Шарни, который, несомненно, прислушивался к разговору.
Кардинал решился. Он придвинул табурет к креслу королевы, стараясь держаться как можно дальше от двустворчатой двери.
– Какие приготовления! – заметила королева с подчеркнутой шутливостью.
– Дело в том… – начал кардинал.
– В чем же? – переспросила королева.
– Сюда не придет король? – осведомился г-н де Роган.
– Ни король,
– Ах, я боюсь только вас, – дрогнувшим голосом произнес кардинал.
– Тем более не бойтесь: я нисколько не страшна вам; говорите же коротко, громко, ясно, я люблю откровенность, а если вы будете со мной хитрить, я подумаю, что вам недостает благородства. Прошу вас, говорите начистоту: я слышала, вы на меня в обиде. Скажите мне все как есть: я люблю войну, я не из пугливых! Знаю, что и вам не занимать храбрости. В чем вы можете меня упрекнуть?
Кардинал испустил вздох и встал, словно желая полной грудью вдохнуть воздух комнаты. Наконец он овладел собой и начал.
20. Объяснение
Как мы уже сказали, королева и кардинал встретились наконец лицом к лицу. Спрятавшись в кабинете, Шарни слышал каждое слово из их разговора; объяснение, которого так страстно ожидали обе стороны, наконец-то началось.
– Ваше величество, – с поклоном произнес кардинал, – вам известно, что творится вокруг вашего ожерелья?
– Нет, сударь, мне это не известно, и я рада была бы узнать это от вас.
– Почему вы, ваше величество, с некоторых пор вынуждаете меня общаться с вами только через посредников? Если у вас появились причины меня ненавидеть, почему вы не хотите объявить мне, в чем они состоят?
– Не знаю, что вы имеете в виду, ваше высокопреосвященство: у меня нет ни малейшего повода вас ненавидеть; но думается мне, что разговор у нас должен пойти не об этом. Благоволите дать мне внятные разъяснения на предмет этого злополучного ожерелья и прежде всего скажите, куда делась графиня де Ламотт?
– Я хотел спросить об этом ваше величество.
– Простите, но кому, как не вам, знать, где находится госпожа де Ламотт?
– Мне, сударыня? С какой стати?
– О, не мое дело выслушивать ваши признания, господин кардинал; мне нужно побеседовать с графиней де Ламотт, я велела вызвать ее, к ней домой уже много раз приезжали мои посланцы, но она не откликнулась. Согласитесь, что это весьма странно.
– Я и сам, государыня, удивлен ее исчезновением, потому что я тоже велел передать госпоже де Ламотт, что желаю ее видеть; мне она не ответила так же, как вашему величеству.
– В таком случае оставим графиню в покое и поговорим о нас.
– Нет, нет, ваше величество, сначала поговорим о ней, потому что речи вашего величества заронили во мне горестное подозрение: мне кажется, что вы, государыня, упрекаете меня в чрезмерном пристрастии к графине.
– Я еще ни в чем не упрекнула вас, сударь, но потерпите.
– О, ваше величество, подобное подозрение объяснило бы мне, насколько чувствительна ваша душа, и, как бы я ни отчаивался, мне стала бы понятна необъяснимая доныне суровость вашего обращения со мною.