Ожившие камни Аргоса
Шрифт:
Глава девятая
Все было уже готово к началу работы. Леонидасу на первое время предоставили небольшую, но хорошо освещенную мастерскую с идеально ровным полом. В углу комнаты стояли низкий широкий стол трапедза с расписной поверхностью с двумя маленькими табуретами с плоскими плетеными сиденьями без спинки – дифросами, спальное ложе с высокой спинкой и ножками, украшенными искусной резьбой, – клине и шкаф с многочисленными полками.
Под столом юноша обнаружил старинный сундук, служащий для хранения одежды и белья. Он быстро вытащил его и начал
– Лео! – послышался приятный, мягкий голос.
Юноша обернулся и улыбнулся.
– Учитель, доброго вам дня! – ответил он и подошел к Аристэйосу.
– Ну, как тебе? – с заботой в голосе спросил учитель.
– Просто ошеломляюще! Такого, честно говоря, не ожидал! – радостно проговорил Леонидас. – Вы выделили мне идеальное место для работы!
– Ну, не преувеличивай, сынок! – рассмеялся Аристэйос. – Это комната тебе на первое время, пока я не дождусь официального разрешения на мастерскую.
– Что вы! Выдача помещения послужила мне хорошим знаком. Теперь я верю, что все у меня получится! Здесь столько солнца и добра, учитель, что я и сам преисполняюсь светом! – промолвил Леонидас.
– Как же хорошо, сынок! Да если бы я знал, что так легко тебя сделать счастливым, то и не отпускал из школы!
– Да, мастер, я чувствую любовь в этой комнате! Она поможет мне сотворить Богиню!
Учитель и ученик начали долго, весьма подробно обсуждать все возможные условия, необходимые для получения максимально хорошего результата. В ходе разговора Аристэйос не раз был поражен тому, с какой точностью, в деталях, Леонидас продумал лепку скульптуры. Тот же мог говорить об этом бесконечно. Прошло несколько часов с момента прихода великого мастера, он же об этом мало подозревал.
Лео внезапно оборвал свою речь и схватил Аристэйоса за руку.
– О учитель, я совсем забыл о времени и порядком утомил вас! Ведь даже воды не предложил! Вы наверняка и голодны еще! – забеспокоился он.
– Нет, сынок, подобного рода и качества разговоры – и вода, и пища для меня! Когда сыта душа, остального и не замечаешь! Такого удовольствия от общения с кем-то я давно не получал! – признался Аристэйос. – Ты так интересно излагаешь свои идеи, что скульптура великой Богини принимает формы и оживает у меня перед глазами прямо сейчас!
– Если я что-то анализирую правильно, то это только ваша заслуга! Это то, что вы вложили в меня, мастер, ведь вы учили нас не только искусству, но и жизни, – застенчиво проговорил юный скульптор.
– Нет, Лео, позволь мне не согласиться с тобой на все сто процентов! Я, безусловно, старался поделиться с учениками всеми теми знаниями, которые не только позаимствовал у своих учителей, а еще и накопил в течение срока преподавания, это так! Но ты перенял их в другой, своеобразной форме, которую, я уверен, тебе удастся донести до людей в своих скульптурах… – задумавшись, ответил ему Аристэйос. – Именно это и есть особое восприятие, называемое творчеством! Тебе удается материализовать эмоции, заключать их в некую оболочку! Да, скажут многие, суть нашего существования в целом заключается в том, что каждый человек на этом свете – будь то скульптор, пекарь или же простой лавочник, – каждый из них сам решает, насколько глубоко пропускать через себя
– Учитель, каждое ваше слово придает мне еще больше уверенности в том, что я на правильном пути! Ведь есть еще что-то, учитель, там, за гранью понятий жизни и смерти! И это не связано с адом или раем! То, что можно только почувствовать! – взволнованно промолвил юноша.
– Лео, я скажу тебе еще что-то! Ты чист душою, сынок, но, несмотря на это, подвержен другому пороку – слишком резкой принципиальности. Я замечаю в тебе не только достоинства, как ты видишь, но и недостатки. Дам тебе один совет: научись исполнять более глубокие, данные тебе природой желания и не запрещай себе любить! – посоветовал ему учитель. – Любовь никак не помешает твоему творчеству! Ты напрасно видишь в ней свою слабость, ведь она не так незначительна, как ты можешь подумать!
Леонидас склонил голову. Он не знал, что ответить на эти слова, спустившие его с небес на землю. «Как он мог догадаться? Неужели все настолько явно?!» – огорчился юноша.
– Сынок, прости, если обидел. Я позволил себе вмешаться в твою жизнь только потому, что отношусь к тебе совсем по-иному, не так, как к другим ученикам! Я не хочу, чтобы ты запирал свои чувства в этой мастерской, истязал их, потом же залечивал, но только для того, чтобы начать истязать заново. Ты заслуживаешь любви, Леонидас, так постарайся же проявить справедливость, которой руководствуешься по жизни, и по отношению к себе, ибо всякая правда превращается в ложь, если ты начинаешь обманывать самого себя! – продолжал свои наставления Аристэйос.
Леонидас помрачнел. Вся его радость испарилась, словно и не было ее вовсе. Он хотел что-то сказать, но не мог выговорить и слова. Чтобы не показаться грубым, юноша заставил себя кивнуть головой. Это было самое большее, на что он был способен в тот миг. Аристэйос же, видя подобную реакцию со стороны ученика, уже жалел о высказанных мыслях.
– Лео. может, пойдешь со мною к нам на ужин? – следя за выражением лица юноши, осторожно спросил он.
Леонидас словно очнулся от забытья.
– Учитель, нет, что вы! Я. я не обидел вас ничем, скажите?! Иногда мысли вырываются из моей головы и обретают силу не совсем правильных поступков. К моему большому сожалению, именно в эти минуты я не властен над ними! – глухо проговорил юноша.
– Договорились, Лео, больше вмешиваться в твое отношение к себе я не буду! Все, обещаю, что не буду, – улыбнувшись, ответил Аристэйос, – но что насчет совместного ужина?
– Учитель, прошу вас! – сказал Леонидас, молитвенно сложив руки на груди. – Я действительно очень устал сегодня. Да и не могу позволить себе предстать к ужину в столь неопрятном виде. Даю вам слово, что завтра же приведу себя в порядок, обзаведусь новым одеянием, в конце концов, причешусь, и приду выразить свое почтение вашей семье!