P.S. Я тебя ненавижу!
Шрифт:
Это было какое-то отчаянно безвыходное положение. Она уже никому не докажет, что не виновата, что не дура. А они ведь разнесут, устроят из нее козла отпущения. Как же тяжело быть одной. Как же невозможно бороться против неуправляемой стихии.
— Ну, пошли, — согласилась Машка. — Ты холодец ешь?
Странный вопрос.
— Ем.
И они отправились через центральные ворота, через дворы с низкими пятиэтажками, где вечно грязь и бродят бомжи, где местные жители ходят по улице в тапочках, будто для дома у них есть
— У тебя дома кто есть? — спросила Эля только для того, чтобы нарушить эту странную тишину.
— Никого. Мама на дежурстве.
— Кем она работает?
— Врачом. В больнице.
— А-а-а!
Она и сама не знала, что вложила в это протяжное «а-а-а-а». Хотелось продолжения, но Машка снова замолчала, перед этим странно шевельнув губами. «Пятьдесят шесть, пятьдесят семь…»
— Что ты обычно делаешь после уроков? — не выдержала Эля.
— Бегаю.
И снова губами шевелит. «Шестьдесят, шестьдесят один…»
— Куда?
— По бульвару. Вечером. Вместе с мамой.
— Зачем?
Эля покосилась на невысокую сухощавую Машку. Лишним весом она явно не страдала.
— Полезно.
Каждый раз ее ответ не подразумевал продолжения беседы. Это сбивало, и снова они шли молча. Минаева время от времени шевелила губами.
— А не скучно так?.. — Эля повела рукой в воздухе, пытаясь изобразить «так».
— Как?
Машка остановилась. Это показалось странным и неправильным. Чего она стоит? Чего она так смотрит?
— Ну… одной. Чего ты ни с кем не дружишь?
— С кем дружить?
Так и подмывало предложить в подружки Алку, как освободившуюся.
— С Костыльковым, например. Вы же оба отличники.
— И что бы мы делали, два отличника? Уроки бы сверяли?
Эля представила, как смурной Севка, придя в класс, достает из портфеля тетради и направляется к Машкиной парте. Здесь они садятся и начинают сосредоточенно изучать тетради друг друга. Потом так же, не проронив ни слова, расходятся.
— Так что же, вообще не дружить?
— Почему?
Машка посмотрела пристально и вдруг свернула к ближайшему подъезду. Эля сама себе пожала плечами. Откуда она знает, почему? Ей бы с Машкой совсем не хотелось дружить. Как можно дружить с роботом?
— А чего ты ни в какие кружки не ходишь? Всегда же интересно еще чем-нибудь заниматься…
Эля задавала вопросы, словно пыталась что-то выпытать, а может, и для себя что-то понять. Но понимание не приходило, было одно удивление.
— Мне некогда.
Темный подъезд с тревожной решеткой, закрывающей ход в подвал, поломанные ступени, словно их грыз большой голодный дракон, гнутые перила. Минаева
Второй этаж. Дверь направо. Узкая пустая прихожая — ни вещей на вешалке, ни обуви под ней.
Машка разулась. Отнесла портфель в комнату. Вышла оттуда уже в домашнем спортивном костюме, вымыла руки, аккуратно повесила полотенце на крючок. Дверь в ванную открывалась из прихожей, и Эле все было хорошо видно. Сделав шаг вперед, она разглядела часть кухни, угол стола, белый айсберг холодильника. И снова пустота — никаких вещей, будто кто-то специально задался целью лишить квартиру милой бутафории — разбросанных тапочек и халатов, безделушек, разбежавшихся ботинок, забытой книги.
Машка уже вовсю хозяйничала на кухне. Четко, без лишних движений, достала из холодильника кастрюлю с супом и поддон с холодцом. Все так же ровно, без суеты разлила суп по мискам, поставила в микроволновку греться. На тарелки разложила холодец.
Эля не совалась в помощники, да здесь и без нее справлялись. В этой маленькой, плотно заставленной техникой и полками кухне легко распоряжался и один человек, второй бы только мешал. В Машкиных движениях все было настолько правильно, что не хотелось нарушать этот танец порядка.
— Садись!
Это ей?
Эля выпала из очарования странного танца. Сама не заметила, как прошла на кухню в кроссовках, в куртке, с рюкзаком на плече. И руки не вымыла.
Она засуетилась. Совершила массу ненужных, лишних движений. Сбила расставленные в идеальном порядке Машкины ботинки, с третьего раза только повесила свою куртку без крючка, ошалела в ванной, увидев четыре типа жидкого мыла. Четыре! Они, как цари, в трех водах моются? Нет, не как цари. Как боги! Для них специально — четвертый раствор.
Минаева, как тот заяц в мультике про Винни Пуха, сидела за столом выпрямившись и тридцать три раза пережевывала каждую ложку супа.
— Дружба это когда один человек дополняет другого, — заговорила она, словно и не было этого перерыва в беседе. — Когда кому-то чего-то не хватает.
— Почему это не хватает? — удивилась Эля.
Ей с Алкой просто было хорошо. К тому же имена были похожи — не это ли объясняло их дружбу?
— Дружба — это дружба. Она всем необходима. Как это — жить и ни с кем не общаться?
— Мне и одной не скучно, — как приговор вынесла Минаева. — Я люблю наблюдать со стороны, а не участвовать. Со стороны всегда лучше видно. Всегда есть возможность узнать больше, чем тебе пытаются сказать или показать. Наблюдающий всегда имеет фору — больше знает. Тот, кто знает, всегда выигрывает.
Эля быстро ела суп, не чувствуя его вкуса. Хотелось спорить, переубеждать. Не хватало аргументов.
— Что ты делаешь дома? Уроки?
— Уроки, — Минаева была сурова. — Готовлюсь к новым темам.