Падь
Шрифт:
Лязг закрываемого засова воспринялся, как облегчение. Снова накрыла гнетущая тишина, вспыхивающая в глазах болезненными слепящими искрами. Тело охватила нарастающая безудержная дрожь. Закашлявшись, Наташа, потеряв ориентацию, сползла на пол. Обжигающая боль, связавшая рот мерзким вяжущим вкусом, жалящим комом опустилась в желудок. В носу щипало от едкого приторного запаха. Тошнота скрутила тело судорогой. Сразу же вспомнились похожие ощущения после того, как она выбралась на берег реки. Господи, что ей влили? Её отравили? Откуда такие
Став на четвереньки, Наташа вертела головой, сознавая, что теперь её ничего не спасёт. Яды средневековья сильные и верные, а отравитель, как сапёр, не имеет права на ошибку. Никакого средства от отравления она не знает. Да и где его взять? Встать нет сил, кричать тоже. Кто услышит её писк?
Руки дрожали. Каждый вдох сопровождался острой резью, рвущей желудок, словно в нём разрастался клубок колючей проволоки. Таблетки… Есть таблетки. Помогут ли? Да и нужно ли себя спасать? Чтобы мучиться дальше? Что хорошего в этой треклятой жизни?
Пальцы не слушались. Их кончики онемели и стали словно отмороженные. Казалось, что она доставала таблетки целую вечность. Здесь и антибиотики. А вице-граф? Что станет с Ирмгардом? Он умрёт тоже. Так, может быть, кому-то нужна её смерть, чтобы она не исцелила наследника?
Корчась от приступов рвоты, выжидая моменты недолгого затишья, Наташа глотала таблетки, потеряв им счёт, пытаясь задержать в желудке. Сколько их выпало на грязный пол из бесчувственных пальцев?
Девушка ползла, упиралась головой в стену и меняла направление, пытаясь спрятаться от невыносимой боли, следовавшей за ней по пятам. Снова упиралась в препятствие и снова ползла по заколдованному кругу адской боли.
Наконец рвота прекратилась, только болезненно сокращался желудок. Вкус собственной крови уже не пугал. Губы распухли и онемели. Наташа ощущала себя бесформенной желеобразной субстанцией, растёкшейся по грязному полу темницы. Она не чувствовала ни рук, ни ног, ни холода. И только сердце, надрывно ухая, напоминало, что она ещё жива. В мозгу билась лишь одна мысль: «Хватит…Господи, прошу… Хватит…»
Звон в ушах сменился глухим затихающим шумом. Всё… Свободна.
Граф ходил по покоям, меряя их широким шагом. Ни сна, ни покоя. Эта девчонка сведёт его с ума. Ведьма! Точно, ведьма. Надо же, драться удумала. Откуда столько смелости и дерзости? Да, она же русинка — в этом он не сомневался, — а они именно такие. Вот только нужно было сумку снять. Забыл. Что у неё там? Безделицы.
Герард упал на ложе, закрывая глаза. А сам-то хорош. Чем лучше того насильника в лесу? Не сдержался. Мерзко. Гадко. С девчонкой решил совладать. Ослеп, захлебнулся жаждой обладания, похоть застила разум. Стало стыдно, что не пожалел спасительницу своего сына, отвёл в подвал. Лично.
А она лжёт, выкручивается… Непокорная…
Оправдание себе ищешь? Забыл, что добиться желаемого можно не только кнутом, а и лаской? Понять её нужно было, а
Душа болела и стонала, словно чуя беду.
— Хозяин, — Франц нерешительно заглянул в кабинет, — вы мне… это… велели отнести в камору еду для иноземки.
Бригахбург обернулся, вопросительно уставившись на мальчишку. Тот замолчал, опустив глаза. Всегда весёлый и подвижный, сейчас он не был похож на себя.
— Ну, — нетерпеливо подогнал его мужчина.
— Так она… это…
— Франц, что? — терпение иссякало. В душу ледяной струйкой просачивалась тревога. — Отказывается есть?
Лицо мальчишки исказила гримаса боли.
— Она преставилась.
— Кто преставился? Франц! — рыкнул он. — Говори яснее!
— Та, красивая иноземка… умерла.
— Да чтоб тебя… — Герард быстро вышел из кабинета, чуть не сбив мальчишку, топтавшегося за дверью. — Почему ты так решил?
Он пожал плечами, отворачиваясь, устремляясь за хозяином, едва поспевая за ним.
Одиночные факелы освещали длинный коридор подвала. Пахнуло сыростью. Сквозняк принёс запах кислых огурцов. В другом крыле на нижнем уровне располагались кладовые.
Дверь в камору была открыта настежь. Возле разбитой глиняной миски с фасолью, не обращая внимания на приближающихся людей, сидела крыса и неторопливо поедала бобы.
— Убью Руперта, — пробубнил его сиятельство, зацепив ногой откатившийся оловянный кубок.
Грызун, оторвавшись от еды, неожиданно свалившейся ему неизвестно откуда, сверкнув красным глазом, нехотя скрылся в темноте соседнего узкого прохода.
Сняв со стены факел, Бригахбург вошёл в камору, освещая перед собой пространство. За спиной слышалось участившееся громкое сопение Франца.
Иноземка лежала у двери на боку, неловко подвернув ногу и прикрыв голову руками.
Передав факел мальчишке со словами: «Свети ниже», Герард с замиранием сердца присел возле неё на корточки. Перевернув её на спину, склонился, всматриваясь в бледное лицо с тёмными кругами под глазами, приоткрытые распухшие искусанные губы серого цвета. На подбородке засохла струйка крови.
— Всевышний… — только и смог выдавить он, чувствуя, как земля уходит из-под ног, как крупная дрожь охватывает тело. На плечи навалилась тяжесть, пригибая к земле, толчками выкачивая воздух из лёгких.
Он опустился на колени и, приложив голову к груди русинки, прислушался. Кроме гулкого стука собственного сердца ничего не услышал. Мертва? Как такое возможно? Почему? Она никогда не казалась ему трусихой. Такая не испугается темноты и не умрёт от страха. Она ходила по ночным коридорам, не боялась разговоров о призраках, хотя другие женщины едва ли ни падали в обморок от одного только упоминания о них. А последняя её выходка? Разве слабая безвольная женщина посмеет ударить мужчину?