Падь
Шрифт:
Вице-граф открыл глаза, всматриваясь в хмурое лицо отца. Тот тяжело опустился на край ложа:
— Разбудил тебя, сын, — сжал в ладонях горячую руку парня.
Роднее его никого нет. И дороже. Он мог потерять сына, если бы не русинка. Герарда терзала мысль, что он виноват перед ней, позволив пойти на поводу своего желания. Поддался необузданному влечению. Такого с ним раньше не было. Не отпускала мысль, что всё, связанное с ней изначально пошло не так. Не хотел признаться, что иноземка сразу привлекла его внимание. Да разве только его? Командующий, воины только и делали, что смотрели на неё.
Ирмгард смотрел на отца, усталого, задумчивого и такого одинокого. После смерти бабушки довериться вице-графу было некому. А так хотелось, чтобы кто-то выслушал и понял, не требуя ничего взамен, не осуждая за ошибки и прощая нечаянную грубость. От слабости лик отца расплывался. Взамен всплыло лицо той, которую хотелось вновь увидеть, лицо его Ангела с большими грустными глазами, тревожными и зовущими.
— Как ты себя чувствуешь? — сын выглядел гораздо лучше, нежели вчера. Разве теперь его состояние может ухудшиться? Почему? Рана затягивается. Он молод. Его досматривает Кива. Отчего он может умереть? Чего не знает граф, а знает девчонка и знал лекарь? Что их связывало?
Наследник устало качнул головой и закрыл глаза.
Кива, заглядывая в лицо его сиятельства, тихо начала:
— Хозяин, а иноземка…
По тому, как глянул на неё мужчина, поняла: лучше было бы родиться без языка.
Он решительно встал, наклоняясь к больному, касаясь губами лба, осеняя чело крестным знамением:
— Отдыхай, сын, набирайся сил.
Кормилица сердито уставилась на тихо закрывшуюся за хозяином дверь. Пробубнила:
— Вот и узнай у такого хоть что-нибудь. Одним взором убить может.
Юфрозина сидела перед полированной поверхностью серебряного зерцала, с недовольством глядя на своё мутное отражение. Когда к ней без стука вошёл Бригахбург, она поспешно встала, опуская глаза, приветствуя его лёгким наклоном головы.
Герард поцеловал ей руку и, как показалось графине, даже не коснулся её губами, вызвав в женщине чувство неясной тревоги. Она ощущала себя неуютно, несмотря на доброжелательное отношение экономки, вынужденной её опекать. Приставленная к ней компаньонка так и не пришла. Поведение мужчины казалось непозволительно вызывающим и весьма недружелюбным. И всё равно он ей нравился. До дрожи, до обморочного состояния.
Она понимала, что своим поведением только разозлила графа, наивно полагая, что может выдвигать условия. Если она изъявит желание покинуть замок и поехать в Италию во владения покойной матери, и Бригахбург не станет её удерживать, то чем это закончится, было понятно уже сейчас. Что она будет делать там одна? В монастыре их учили управляться с домашним хозяйством, но не с землями и рабами. Для этого есть управляющий. Появиться там вместе с мужем — совсем другое дело. Статус замужней женщины дарует защиту и уважение.
Да и как добраться до Италии живой? Нужна охрана. Много охраны. Юфрозина убедилась, что в этих местах путешествовать даже с многочисленной охраной небезопасно. Она едва не лишилась жизни. Эта девка…
Нет, обретя в Бригахе покой и возможность ни о чём не заботиться, она не готова покинуть это место. Здесь безопасно. А то, что она графиня — даёт надежду на многое. Её будущий муж серьёзно болен и неизвестно, как сложится всё в скором времени. Нужно терпеливо ждать, быть смирной и послушной, и, конечно, не сердить мужчину, который стоит рядом.
Жестом показав, что она может сесть, его сиятельство заглянул в зерцало, встретившись в его глубине с глазами своей будущей родственницы. Ему удалось немного погасить нахлынувшее раздражение, спрятав его за надменным изломом бровей.
— Графиня, скажите, что вам нужно. Я распоряжусь.
Она также смотрела на него сквозь глянцевый блеск серебра.
— Я хочу знать, придёт ли сегодня моя компаньонка.
— Вам придётся некоторое время обходиться без неё, — подавил вздох Бригахбург. Любое напоминание о русинке вызывало тревожное чувство ожидания беды. Прежняя уверенность в её выздоровлении таяла, как хрупкий весенний лёд исчезает под палящими лучами солнца. Хотелось увидеть её, убедиться, что с ней всё в порядке. После разговора с Бруно, он ни о чём другом думать не мог.
Юфрозина предпочла не выяснять причины отсутствия компаньонки. Придёт время и она узнает. Не от него. От неё не укрылось, как в лесу он часто останавливал свой взор на девке, думая, что никто этого не видит.
— Я распоряжусь о служанке. Общайтесь с ней знаками, жестами. Учите слова. Если она вас не устроит… будете обходиться без прислуги, — решительно сжал губы мужчина, сдерживая себя от резкого тона. Пугать невесту сына не хотелось. Сегодня она была тихой и сговорчивой.
Герард откланялся, предпочитая не напоминать графине о её необходимости навестить Ирмгарда. Тот ничего не потеряет от отсутствия общения с ней.
В дверь торопливо вошла молоденькая девка, старательно пряча заплаканное лицо. Сделав книксен, подошла к графине.
Юфрозина, показав знаками, чтобы её причесали, предалась мечтам, которым, как ей казалось, скоро суждено сбыться. Она скосила затуманенные глаза на высокий резной ларец из красного дерева, обитый тонкими чеканными серебряными лентами, стоящий на столике у зерцала. Видела себя в дорогих красивых нарядах и уборах, которых у неё множество. Рядом с ней будет красивый и мужественный мужчина. Он будет… Женщина вздрогнула от неосторожного движения служанки.
— Безрукая! — вскрикнула она, собираясь проучить чернавку.
— Простите, госпожа. У вас очень спутаны волосы, — служанка, приподняв плечи, сжалась в ожидании наказания. Хоть она не поняла окрика графини, но её рука, вскинутая для удара следом за рывком пряди волос, сказала за себя.
Юфрозина, вспомнив угрозу графа остаться вовсе без помощи, опустила руку. Сейчас она воздержится от расправы. Такого мужчину лучше не злить.
— Чеши дальше, — позволила она милостиво. — Потом поведёшь меня к портнихе.