Падающие в небеса
Шрифт:
– Ну как же, Михаил Петрович. Я могу вам о каждом рассказать. Это очень известные ученые и бизнесмены, выступающие на нашей секции.
– Какой секции? – Сапожникова вдруг охватила паника, что Липсиц не приедет вообще или, что еще хуже, приедет, а Михаил Петрович не сможет его найти.
– Нашей. Прикладной. «Использование современных разработок нанотехнологии в освоении космического пространства».
– Подожди, – Сапожников даже не обратил внимания, что перешел с сотрудником на «ты», – а мне говорили, что на открытии будут выступать совсем другие люди: министры и мировые финансовые лидеры.
Сапожников избегал произносить вслух фамилию
– Все правильно! – обрадовался Пеклер. – Я думал, вас интересуют доклады на нашей секции, а если вы спрашиваете о пленарном заседании, то вот, пожалуйста, список выступающих на открытии.
Сапожников пробежал глазами листок, быстро нашел под вторым номером докладчика, лауреата Нобелевской премии Липсица, и тут же успокоился. Закрыл глаза, а Пеклер воспринял этот жест как соответствующую команду хозяина и тут же умолк.
Гостиница «Ланкастер», выбранная помощником Сапожникова, знающим его вкус и пристрастия, как нельзя лучше им соответствовала – роскошная, небольшая, меньше ста номеров, и дорогая.
Двухкомнатный номер походил на подобные апартаменты класса люкс в любом крупном городе США, страны, где принадлежность к среднему классу означала право называться «миллионером» и где за рулем роскошных «Роллс-Ройсов» и «Бентли» запросто сидели их владельцы, а не нанятые водители, как на родине Михаила Петровича. Здесь роскошь стала нормой жизни для многих поколений семей, и выбирая ту или иную гостиницу, человек никому ничего не доказывал, он просто-напросто даже представить себе ничего другого для временного нахождения не мог.
С нашими соотечественниками было совсем по-другому. Их пристрастие к модным курортам, местам проживания, производителям одежды и автомобилей, ресторанам и театрам должна была однозначно информировать окружающих о превосходном финансовом и общественном положении этих господ. Те, кто уже прошел первый этап испытания богатством, начинали относиться ко многим сопутствующим ему вещам как к атрибутам, обеспечивающим привычное течение жизни, но, к сожалению, таких было подавляющее меньшинство. Сапожников тем не менее смело причислял себя к ним. И когда приходилось провести несколько ночей вне дома, он уже никому ничего не должен был показывать и доказывать, ему всего лишь хотелось быть в привычной среде обитания да плюс к тому не видеть бесконечного количества мельтешащих вокруг постояльцев.
Пеклер остался у машины руководить разгрузкой багажа шефа, а Сапожников, не оглядываясь, прошел в гостиницу, где у стойки регистрации его уже ждали. За считаные секунды оформил документы, прокатал карточку и, не дожидаясь багажа, направился к лифту.
Вошедшему в отель Пеклеру Михаил Петрович назвал номер своей комнаты и тут же ошарашил его тем, что, не замедляя шага, моментально попрощался с ним. Спешил Михаил Петрович в связи с острой необходимостью подняться в номер и поговорить с Софи один на один. Объяснялось вдруг возникшее желание довольно просто – он почувствовал легкую истому внизу живота, а причиной этих ощущений мог быть только один человек, и сейчас было необходимо срочно услышать его голос.
– Здравствуй, Софи!
– Привет, Михаил! Ты уже в Штатах?
– Да, и очень хочу тебя видеть.
– Ты знаешь, я тоже. – Софи произнесла эти слова таким голосом, что Сапожников понял: она говорит это искренне, ему удалось растопить лед в сердце девушки.
– Тогда до завтра… –
Софи разочарованно спросила:
– А почему не завтра?
– Я буду стараться, но возможно, мне придется с делегацией остаться на вечер, – ответил Сапожников и тут же добавил: – В этом случае я приеду рано-рано утром.
– Хорошо, тогда я не пойду на работу, езжай сразу из аэропорта ко мне. Целую.
Сапожников, конечно, надеялся, что сумеет завтра побеседовать с Липсицем, но если не получится, он пойдет на вечерний прием, посвященный открытию конференции.
Спал Михаил Петрович плохо. Всю ночь ему снились какие-то фантастические животные, широко раскрывавшие рот, пытаясь укусить его, и каждый раз, когда уже казалось, что нет никаких шансов спастись, Сапожников через силу заставлял себя проснуться. После третьего бегства от кошмарных чудовищ он посмотрел на часы. Половина шестого утра.
По опыту пребывания в Штатах ему было известно, что первые несколько ночей спать удается только до шести утра, поэтому сегодняшний подъем он мог рассматривать как нормальный. Если бы не те неимоверные усилия, которые Михаил Петрович потратил на ночную борьбу, то он бы чувствовал себя абсолютно отдохнувшим, но все равно, каким бы ни было его состояние, ему предстоял длинный и тяжелый день.
Размышляя обо всем этом, Сапожников зашел в ванную комнату, побрился и долго стоял в душе. После того как почувствовал, что тело и голову покинула ночная тяжесть, выключил воду, тщательно вытерся большим мягким полотенцем, массируя тело до красноты. Не спеша оделся, заказал в номер кофе, йогурт и булочки, позавтракал. После этого еще раз зашел в ванную комнату, внимательно посмотрел на себя в зеркало, побрызгал любимым одеколоном «Гуччи», ставшим в последние несколько лет традиционным для Сапожникова, и спустился к машине.
Через двадцать минут Михаил Петрович входил в огромный Выставочный центр имени Дж. Брауна, в котором проводилась выставка, и где в конференцзале, называемом «Театр», через сорок минут должен был состояться доклад Нобелевского лауреата Мэтью Липсица. Как встретиться с бывшим одноклассником, Сапожников представлял довольно приблизительно. Он получил несколько рекомендаций от Авдеева. Среди которых под номером один значилась попытка публично задать вопрос докладчику, назвав себя, как это принято на подобных конференциях. Если по каким-либо причинам задать вопрос не получалось, то рекомендовалось по возможности столкнуться с Липсицем лоб в лоб и заключить его в объятия со словами: «Сколько лет, сколько зим!» Было еще несколько вариантов, но Сапожников посчитал их очень топорными и чересчур примитивными для попытки сблизиться с утонченной натурой, коей, по описанию Авдеева, стал Мотя.
Войдя в зал огромного «Театра», выстроенного в виде амфитеатра, Михаил Петрович нашел своих сотрудников, зарезервировавших для него места, сел на удобный стул, открыл программу и с деланым интересом принялся листать переданные ему Пеклером материалы.
По залу пробежал шепоток, мгновенно превратившийся в тишину. Так бывает, когда в летний знойный день вдруг возникший ветерок колышет листву и тут же замирает. На сцену вышли и разместились в президиуме семь человек – ученые, экономисты и политики, имена которых были хорошо известны всем, кто хотя бы немного сталкивался с понятием «нанотехнология» и его экономическими приложениями.